На берегах Южного Буга. Подвиг винницкого подполья
Шрифт:
Как изменился город за эти несколько дней!.. По улицам, изрытым воронками от снарядов и мин, мимо домов с угрюмо зияющими глазницами окон, мимо разбитых витрин, подле которых еще лежали осколки стекла, расхаживали гитлеровские офицеры и еще какие-то невесть откуда взявшиеся субъекты с желто-блакитными, петлюровских времен, повязками на рукавах. Встречались немцы без гимнастерок, до пояса голые и даже в одних трусах. Они разгуливали, как на пляже, грелись на солнце и чувствовали себя как дома.
Прошел еще день, и появились первые приказы оккупационных властей, обещавшие населению расстрелы за любой шаг, который можно истолковать как неповиновение или саботаж.
Надо было начинать действовать. И как же трудно было начинать!.. Подпольный обком во
Трудно сказать, как сложилась бы судьба Ивана Васильевича и на каких ошибках пришлось бы ему учиться, если б не библиотека имени Крупской, оказавшаяся, как и предвидел Бурченко, сущим кладом для подпольной работы. Во-первых, нельзя было себе представить места, более удобного. В этом тихом домике даже комнаты были расположены так, словно он специально строился для этих целей. Из кабинета, который занимал Бевз, можно было попасть через окно во двор, через одну дверь – в один коридор, через другую – в другой, а оттуда либо на задний двор, либо в кладовую, либо в книгохранилище. Во-вторых, – и это было, конечно, главное – в библиотеке работали хорошие, надежные люди. Кое с кем из них Иван Васильевич еще накануне оккупации поговорил начистоту, а уже через месяц весь персонал библиотеки активно работал по его заданиям, привлекая постепенно все новых и новых людей.
Был острый, тревожный момент в начале августа, когда представители комендатуры, майор и два лейтенанта, пришли обследовать библиотеку. Это длилось несколько дней. В первый день у Бевза и у всех сотрудников проверили документы, потом гитлеровцы осматривали помещение, и, к счастью, оно им почему-то не понравилось, иначе библиотека была бы тут же выброшена вон на улицу. Все же Бевза вызвали в городскую управу, где он битый час доказывал новоиспеченному бургомистру, в котором узнал доктора Горелова, известного в городе врача-терапевта, почему необходимо сохранить библиотеку. Немцы-обследователи были настроены в пользу его доводов – это, очевидно, и решило все дело. На следующий день в библиотеку явились цензоры: старичок-офицер из управления пропаганды и с ним какой-то детина из местных, с желто-блакитным бантиком в петличке; они просидели в хранилище дня два, после чего добрая половина книг была тут же сожжена в печах, а остальные проштемпелеваны. Опасность миновала.
Еще при первой беседе с немцами, а затем в городской управе Иван Васильевич понял, что своим относительным благополучием он обязан, увы, той беде, что стряслась с ним накануне войны. Человек, изгнанный из партии, снятый с работы, стало быть, обиженный большевиками, должен был, по логике этих людей, затаить в себе если не вражду, то хотя бы недовольство советской властью; подобное «пятно» служило, оказывается, наилучшей рекомендацией, открывало путь к доверию со стороны фашистских «хозяев» города. Это было чертовски обидно и оскорбительно, хотелось дать пощечину Горелову, когда тот доверительно, по-свойски, как равный с равным, заговорил с ним,
Вероятно, когда в обкоме решили оставить его в городе, этот фактор сыграл не последнюю роль. Сейчас Иван Васильевич впервые подумал об этом. Что ж, пусть так! Пусть это будет его оружием.
…К осени каждый из сотрудников библиотеки имел уже по нескольку прочных связей; для начала дело пошло неплохо, но именно для начала. Настоящей подпольной организации не было до тех пор, пока Ивану Васильевичу не случилось познакомиться с человеком, который в силу своего организаторского таланта, а также привилегированного положения у оккупантов сумел придать всей работе новый, неожиданный размах.
Семен Степанович Левенец – так звали этого человека – оказался в оккупации случайно. Он много лет работал в Винницкой области уполномоченным по заготовке сельскохозяйственных продуктов, затем в сороковом году был переведен на работу в Черновицкую область, а перед самой войной вновь получил назначение в Винницу, на этот раз в городской отдел торговли. Он перевез сюда семью – жену и двух ребят, – а сам выехал по делам в Черновцы. Там и застала его война. До Винницы ему удалось добраться лишь почти одновременно с ее оккупацией.
При его природной сметке и веселом, общительном нраве Левенцу ничего не стоило привлечь к себе симпатии именно тех людей, кто был ему нужен для осуществления намеченного плана. План был простой: втереться в доверие к немцам, занять у них должность повыше и одновременно организовать боевую, активно действующую подпольную группу. Первая половина удалась блестяще: власти предложили Левенцу пост директора горторга, и он не стал отказываться. Со второй половиной было потрудней, но и тут общительность сделала свое дело. К моменту знакомства с Бевзом Левенец возглавлял группу из пяти человек, причем все пятеро, коммунисты, работали у него, в системе горторга. Михаила Андреевича Пилипенко, бывшего директора макаронной фабрики, он назначил директором заготовительной конторы, Василия Слободянюка – заведующим овощной базой, остальных – уполномоченными горторга. Это было очень удобно: его окружали свои люди, можно было действовать свободнее.
Служба была действительно очень выгодная: все пятеро и сам Левенец могли разъезжать в пределах области сколько угодно и куда угодно, могли послать в командировку любого нужного человека. Служба позволяла в случае надобности снабжать организацию деньгами и продуктами, наконец она открывала перед Левенцом двери многих учреждений, и Иван Васильевич не очень удивился, когда однажды Левенец принес в библиотеку пачку листовок, отпечатанных по его заказу, за деньги в типографии «Вiнницькi Bicтi».
С приходом Левенца и его помощников группа Ивана Васильевича выросла не только количественно – она приобрела силу. Даже те, кто был связан с Бевзом лишь через Валю Любимову или Наташу Медведь и понятия не имел о Левенце, а часто и о самом Бевзе, стали работать по-иному, получив в одном случае нужные документы, в другом – хорошую службу, а главное – получив новые задания, новый, широкий план действий, выработанный подпольным центром, который теперь уже реально существовал.
Еще недавно были дни, когда Иван Васильевич переживал свое бессилие перед лицом событий, в которые он должен был и не мог вмешаться. Это было самое страшное, самое обидное и оскорбительное из всего, что он когда-либо испытывал в жизни. Никакая физическая боль, никакое страдание не могли с этим сравниться. Седьмого ноября гитлеровцы объявили о падении Москвы; они демонстративно справляли в этот день свой праздник, а у подпольной группы не было средств опровергнуть гитлеровское вранье, заглушить его голосом правды. Не было ни радиоприемника, чтобы принять и записать московскую передачу, ни пишущей машинки, чтобы отпечатать листовки; не было и людей в таком количестве, чтобы эти листовки расклеить по всему городу. Пришлось ограничиться десятком экземпляров, написанных от руки; текст был краток, его составили по наитию на основании одной только веры в то, что Москва не может быть сдана ни при каких обстоятельствах.