На безымянной высоте
Шрифт:
И казалось, все на минуту замерло и все остановились...
— Передай Анисимову, чтоб прекратил огонь! — опомнился и закричал в телефонную трубку, взятую у Самсонова, майор Иноземцев.
И, не дожидаясь прекращения артогня, вскочил во весь рост, размахивая пистолетом:
— За мной! Ур-ра!
—Ур-ра! — донеслось до Оли от наших позиций, и уже поднялась пехота, и во главе ее, как в гражданскую, бежал командир полка майор Иноземцев, за ним офицеры, в том числе подполковник Нефедов и капитан Шульгин — все с автоматами.
И Оля тоже вскочила,
В глазах стояла мутно-красная пелена, но она продолжала нащупывать перекрестьем прицела темную амбразуру второго дзота, уперев приклад винтовки прежнего полкового снайпера Павла Никодимова в раненое плечо и почему-то не чувствуя боли.
Вокруг нее вспорхнули, словно стаи воробьев, фонтанчики пыли, выбитые новой пулеметной очередью. Оля замерла, затаив дыхание, припав к земле. Пусть думают, что она погибла... Но она знала, она чувствовала это: ее выстрела, как нового чуда, ждут залегшие цепи солдат, готовых к новому броску.
И она выстрелила — и тут же вскрикнула от нестерпимой боли в раненом правом плече, куда пришлась отдача, и потеряла сознание, откинувшись на спину, и так и осталась лежать с широко раскрытыми глазами.
Пехота теперь бежала мимо, не останавливаясь и не оглядываясь, а с прифронтовой рокады уже мчались к передовой Четырнадцатого полка тяжелые «ИС-2». Они разворачивались, переваливали через немецкие окопы и двигались все дальше, в сторону высоты восемьдесят девять.
Раненный в голень Иноземцев ковылял, опершись на плечо санитарки, и вглядывался в тела, узнавая погибших и раненых солдат и офицеров своего полка. Наконец он увидел лежащую в луже крови Олю Позднееву, остановился и склонился над ней, опустившись на колено здоровой ноги. После чего приподнял ей голову. Она застонала, приоткрыла глаза, увидела его, но не сразу узнала: еще никогда он не выглядел таким растерянным.
— Господи... Девочка моя, как же так... Врача, носилки, немедленно!
Она попыталась что-то спросить, и он приник ухом к ее рту.
— Да, успели... Жив он, жив...
Когда ее уносили санитары, он обернулся к Самсонову:
— Не знаешь, там, в окопах, кто-нибудь остался жив? Тот только развел руками.
Катя отшвырнула наушники и выбежала наружу из блиндажа связи.
— Ты куда, — закричала ей вслед Ася, — а связь? Вернись, слышишь, там еще стреляют...
Потом тоже махнула рукой и выбежала следом за ней из блиндажа.
— Катя, постой! — кричала она. — Подожди меня! Но та бежала по полю между взрытых разрывами воронок, потом между трупами и ранеными — туда, где завывали танковые двигатели и где еще шла интенсивная стрельба из пушек и пулеметов.
— Малютина видели? — спрашивала Катя у раненых солдат, бредущих в тыл, наивно полагая, что ее лейтенанта знают все, просто не могут не знать...
Ей не отвечали, от нее отмахивались или пожимали плечами.
—
Она пыталась объяснить, но ее голос заглох в гуле и вое танковых двигателей. Новые и новые танки мчались со стороны рокады, переваливаясь через траншеи и воронки.
Потом ей стали попадаться те, кто знал ее и командира разведроты.
Они в ответ лишь неопределенно пожимали плечами и отводили взгляды. Некоторые кивали в сторону высоты:
— Там он. Со своей ротой. Ты бы, Катюша, осторожнее, тут мин полно...
Танки огибали высоту восемьдесят девять и мчались дальше на северо-запад, туда, где уже начиналась Польша.
Малахов — оглушенный, контуженый, весь запорошенный землей, пополам со своей и чужой кровью, так что видны были только глаза, — поднялся из окопа, посмотрел на умирающего старшину Безухова.
— Коля... где лейтенант? — прерывисто спросил старшина, с трудом разлепив губы; при каждом его слове изо рта и груди с хлюпаньем выбивалась кровь.
— Семеныч! Ты живой, нет? А я уж думал, я один остался, — озабоченно сказал Малахов.
Он растерянно разглядывал разбросанные тела разведчиков, лежащих вперемежку с убитыми немцами.
С трудом узнал мертвых братьев Авдеевых, неразлучных друзей Прохора Полунина и Михаила Лопатина, наконец определил стонущего власовца Гришу...
Лейтенанта Малютина нигде не было видно.
Малахов поднял алюминиевую немецкую флягу и протянул ее старшине.
Видя, что тот не может ее взять, отвернул колпачок и попытался его напоить.
— Лейтенант... — повторил, снова закашлявшись кровью, Иван Безухов. С трудом, опираясь на руку Малахова, он постарался приподняться. — Где наш лейтенант, Коля?
Малахов молчал. Он разглядел наконец неподвижное тело Малютина под трупами навалившихся на него убитых немцев.
Малахов начал расталкивать ногами и руками немецкие трупы, пока не увидел, что у Малютина разворочена вся грудь и он тоже мертв, как и те, кого он подорвал вместе с собой последней гранатой.
— Жив лейтенант! — сказал он умирающему старшине Безухову. — Без памяти, контузило, конечно, но до свадьбы заживет... И мы с тобой, Семеныч, на ней еще погуляем... Ты, слышь, потерпи, вон санитары с носилками, и майор наш сюда на одной ноге, кто докладывать будет, не я же?
Катя остановилась и оглянулась, когда услышала сзади вскрик Аси и увидела, как уносили тело мертвого подполковника Нефедова, погибшего с автоматом в руках, который с трудом вытащили из его окоченевших рук. Потом увидела, как Ася растолкала всех и кинулась на тело погибшего подполковника, так что покачнулись носилки, на которых его несли, а санитары едва ее удержали.
— Лейтенанта Малютина не видели? — уже плача, по-прежнему спрашивала Катя всех встречных, и от нее все чаще отворачивались, предпочитая ничего не отвечать.