На боевом курсе
Шрифт:
– Разрешите мне.
Тут же появились и другие желающие. Но остановились все-таки на Муштакове. Вернулся он в полк ровно через три дня. Лицо - в царапинах, руки в ссадинах и синяках, но цел и невредим.
– Дело сделано, - докладывает, - самолет на аэродроме, у истребителей.
Как потом выяснилось, ничего особенного этот самолет не представлял.
А в Сталинграде продолжались ожесточенные уличные бои. Враг прорвался на территорию тракторного завода и заводов "Красный Октябрь" и "Баррикады". Там нашим войскам мужественно и доблестно помогали батальоны добровольцев из числа рабочих этих заводов. Наивысшего накала бои достигли в районе Мамаева кургана. Думаю,
В это время загремело, я не боюсь этого слова, зажглась звезда боевой славы заместителя командира истребительной эскадрильи старшего лейтенанта Михаила Дмитриевича Баранова. С нами рядом воевал авиаполк истребителей. И Баранов нередко сопровождал меня во время боевых вылетов. Он защищал нас штурмовиков от истребителей противника преданно и умело. Среднего роста, с виду не богатырь, с веснушками на лице, Баранов был чрезвычайно скромным и даже застенчивым человеком.
Сбив истребителя противника, пытавшегося атаковать штурмовиков, вечером, обычно за ужином (столовая у нас была совместная), Миша нередко просил подтвердить победу. Мы всегда это выполняли с охотой и воодушевлением. Как же красиво пилотировал истребитель Баранов!
Да и с "мессершмитами" дрался красиво. И вот что интересно: Баранов всегда имел, завоевывал тактическое превосходство над противником, даже если у того самолетов оказывалось в два-три раза больше. Его выражения: "Истребитель не считает противника, а бьет его", "Чем больше противника, тем лучше. Они в суматохе боя меня не собьют, а я зеваку всегда подловлю и собью" - стали у нас крылатыми.
В одном из полетов на обратном пути от цели домой нам попался немецкий связной самолет "физилер-шторх" - нечто вроде нашего По-2. Мы решили сбить его, сделали несколько заходов, но все неудачно. Он маневрирует, да летит. Баранов наблюдал эту картину и передает по радио:
– Горбатые, отойдите-ка в сторонку.
Мы отошли.
– Смотрите, как бьют эту дрянь, - снова передал и открыл огонь. Тут "физилер-шторх" вспыхнул и сгорел.
Мы много на досуге обсуждали этот случай. Я любопытствовал у Михаила, а он меня учил - как грамотно брать упреждение, куда прицеливаться и многим другим профессиональным "тайнам". Школа Баранова пригодилась, пошла впрок.
В одном из воздушных боев с превосходящими силами противника Михаил Баранов сбил три Ме-109, но и его самолет подожгли. На горящем самолете он таранил четвертого "мессера", а сам выпрыгнул с парашютом и приземлился на нейтральной полосе. Наши наземные войска перешли в атаку и выручили его. По телеграмме командования фронта на следующий день летчику-истребителю Михаилу Баранову было присвоено звание Героя Советского Союза.
К концу августа 1942 года Баранов имел уже на своем боевом счету 24 сбитых самолета противника. Это был, конечно, большой мастер своего дела, ас! К сожалению он погиб в Донбассе. Такие люди, как я полагаю, заслуживают вечной памяти народа. О них бы писать книги, поэмы. Им сооружать памятники...
Не могу не вспомнить и других удивительных бойцов сталинградского неба. Как же самоотверженно дрались летчики полков Шестакова, Морозова! Всему фронту были известны имена истребителей Алелюхина, Лавриненкова, Амет-хана Султана, Степаненко, Бабкова, Ковачевича.
А в моей судьбе - рядового неба - в конце лета сорок второго произошли изменения. Как- то помощник командующего воздушной армией по воздушно-стрелковой службе полковник А.М. Янчук завел разговор о давно наболевшем.
Отсебятина, разнобой в понимании важнейших положений недопустимы в военной авиации даже в мирное время. Словом, следовало систематизировать накопленный боевой опыт боевого применения нашего самолета, особенно в качестве ближнего бомбардировщика.
Разгвор с Янчуком закончился тем, что меня тут же назначили на придуманную по ходу беседы нештатную должность - летчика - исследователя.
И вот на небольшом полигоне, вблизи Житкура, начались мои исследовательские полеты. По специально разработанной программе я выполнил более сорока вылетов на полигон - бомбил, стрелял, пускал реактивные снаряды, изменяя скорость, высоту, углы пикирования. А Янчук со своими подчиненными рисовали прямые и кривые линии, определяя точность попаданий, "считали", как они объясняли любопытным, " синусы и косинусы". Позже мы узнали, что такую же работу проводили и в 228-й штурмовой дивизии. Общее руководство по подготовке инструкции было возложено на заместителя 8-й воздушной армии генерала Руденко.
В результате этой работы было составлено временное руководство по боевому применению Ил-2. А затем и официальная инструкция последовала - из Москвы. Любопытно, что многие положения официального руководства совпали с нашими.
Исследовательские же полеты дали возможность по-новому оценить характеристики Ил-2, на котором я уже имел порядочный боевой налет. От некоторых сложившихся навыков пришлось отказаться.
Жизнь показала, что на войне, может быть как нигде, надо учиться. Мы практически всю войну учились - учились воевать. . Учились и воевали. Командарм Хрюкин даже в тяжелейшие дни сталинградских боев устраивал поучительные разборы боевых действий, совещания ведущих командиров-летчиков. Проводились летно-тактические конференции - по родам авиации, совместные.
На войне вообще очень многое надо было делать быстро и хорошо. Расскажу о простой солдатской палатке. Я уже упоминал о сухом и жарком летл сорок второго. Так вот, чтобы уменьшить влияние жары, в земле выкапывался по размеру палатки котлован, и над тем уже котлованом укреплялись палатки. Они становились достаточно высокими - не надо было то и дело нагибаться. А, кроме того, в такой палатке заметно прохладнее. Кажется простая вещь. А как мы были благодарны неизвестному, умному и доброму автору этого неказистого изобретения.
То жаркое сталинградское лето напомнило мне о себе спустя десятки лет. В памяти восстановились подробности - словно все только вчера и было...
Как -то, закончив удачную штурмовку цели, мы возвращались всей эскадрильей домой. Еще при отходе наскочили на сильный зенитный огонь, и по радио я дал команду маневрировать. Огонь был так силен, что я невольно побоялся за ведомых - нагнулся сначала в правую, затем в левую форточку посмотреть - идут ли?
Не сбили ли кого? Вижу, дут. А все ли сосчитать не успел. В этот момент сзади справа раздался сильный взрыв, и меня будто обухом или молотком по голове. Обожгло правую нижнюю часть затылка, я понял, что царапнуло осколками.