На боевом курсе
Шрифт:
Тогда остальные истребители насели на меня скопом. И мало того, что машину изрешетили, так еще и лопасти винта отсекли целиком - сантиметров тридцать от комля осталось. Машину трясло, как больного лихорадкой. Штурмовик еле слушался рулей. Из одной пробоины текло масло, и струя воздуха гнала его барашками по плоскости к фюзеляжу.
Я прилагал все усилия, что бы удержать самолет в горизонтальном полете. Видя, что машина моя почти неуправляема, но сам я еще жив, какой-то "мессер" решил меня добить. Самолет
Перед тем, как приземлиться, а точнее, удариться о землю, мой "ил" еще зацепился о телеграфный провода. А "мессершмит" так увлекся погоней, что правым крылом треснул по столбу и отбил около метра консоли. С отбитым крылом он смог протянуть километра четыре (это выяснилось позже) и сел на нашей стороне.
Ну, а я при посадке ткнулся головой в приборную доску, рассек лоб и потерял сознание...
Вскоре после приземления, как рассказывали потом, к самолету подкатила легковая машина. Меня вытащили из кабины, усадили в легковушку. По дороге я и пришел в себя.
– Куда меня везут?
– спрашиваю.
С переднего сидения оборачивается генерал:
– Очухался, орел?
Я представился и говорю:
– Товарищ генерал, мне в штаб надо.
– Туда и везу, - засмеялся он.
– Я заместитель командующего воздушной армией Руденко. Куда летали?
– Танки искал.
– Так ты стало быть и есть воздушная разведка? Нашел танки?
Я начал докладывать, но Сергей Игнатьевич меня остановил и завез в какую-то медсанчасть. Там мне промыли ранки, перевязали голову, дали спирту. Минут через десять я отошел - хоть песни пой!
А в медсанчасть уже примчался подполковник за разведданными. Стал меня обо всем расспрашивать, знаки с моей карты на свою перерисовывать. Руденко сперва при беседе присутствовал и тоже вопросы задавал, а затем заторопился и уехал. Мы же с подполковником за выяснением деталей засиделись так, что в тот день в свой полк я уже не попал. А надо бы...
Там дела разворачивались следующим образом. Штабу армии из нашей дивизии заготовили боевой донесение, которое гласило: "...пятерка летчиков-штурмовиков в неравном бою пала смертью храбрых". И отправили это донесение 4 августа.
Тут следует сказать, что в соседнем полку служил мой земляк - Борис Макеев. С ним мы вместе поступали в летное училище, вместе учились летать. Потом судьба нас развела. А под Харьковом буквально столкнула, да еще как!
Однажды перед вылетом на боевое задание, а я тогда должен был вести достаточно большое количество самолетов, мне говорят, мол, здесь к тебе присоединиться одна группа, а здесь - другая. "Хорошо", - отвечаю. Вылетели. Действительно, в назначенном месте ко мне пристраивается группа, и старший той группы по радио запрашивает:
– Кто нас ведет-то?
Позывных тогда не
– Пстыго.
– Иван?!
– Сам-то кто?
– Макеев я!
– кричит из пристроившейся группы.
– Борис?! Жив!..
– Пока жив! А ты, земляк, гляжу, настоящим полководцем стал.. Вишь, какую армаду ведешь!..
Позже Макеева сбили, ранили. Он подлечился, но ходил с палочкой. Ему дали отпуск на родину. Как раз 4 августа он и приехал к нам на аэродром для следования домой, в Башкирию. Мы с ним немного переговорили - и я улетел на задание.
Дома при встрече с моим отцом Борис, понятно, рассказал обо всем. Так второй раз я был снова похоронен - слава богу, ошибочно.
Дома крепко горевали. Но об этом чуть позже...
К вечеру 22 августа к нам в Конную прилетел командующий 8 воздушной армией Тимофей Тимофеевич Хрюкин. Выслушав доклад командира полка майора Болдырихина, он быстро прошел в штабную землянку, сел за сбитый из досок стол, снял фуражку, расстегнул ворот гимнастерки и, облегченно вздохнув, попросил карту. Начальник штаба Дунаев тут же развернул ее перед командующим.
– Вот здесь, - Хрюкин остро отточенным карандашом указал на Дон в районе хутора Вертячий, противник навел переправу. Ее надо немедленно уничтожить! Готовьте группу... Вылет назначаю, - он бросил взгляд на часы, - на двадцать часов.
Затем генерал спросил, кто поведет группу на это ответственное задание. Командир полка указал на меня, как на имеющего опыт уничтожения малоразмерных целей.
– Добро!
– согласился командующий.
– Старший инженер полка здесь?
– Есть!
– поднялся со своего места военинженер 3-го ранга Б.Ф. Дзюба.
– К назначенному сроку чтобы все имеющиеся в наличии машины были готовы.
Полк к тому времени располагал всего двенадцатью - пятнадцатью самолетами и, Дзюба осторожно заметил:
– Товарищ генерал, машины только что с задания, побиты изрядно. Все не успеем подготовить..
– Как это не успеете?!
– повысил голос Хрюкин.
– Вы представляете какова цена каждого часа существования переправы? Повторяю : готовность - двадцать один час. Выполняйте!
– Понял, товарищ генерал!
– и Дзюба ушел готовить машины.
Командир полка хоть и казался спокойным, но мы-то знали, что он был сильно встревожен. Подготовить полк к нвому боевому вылету в столь сжатые сроки не в силах никто. Авиатехники при всем старании смогут передать в руки летчиков лишь часть "илов".
Сказать о своих сомнениях командарму в эту минуту Болдырихин не отважился: Хрюкин был встревожен. Чтобы немного снять напряжение, командир полка стал рассказывать командующему как полк выполнял последние боевые задания. Воспроизводил в лицах эпизоды из нашей фронтовой жизни. Даже шутил.