На чужой территории

Герантиди Олег

После того как дон Фольи, бурча себе под нос про проклятых нацистов и латиносов, покинул кабинет Хана, Чернышков, Судостроев и Хандкарян рассмеялись в голос. Операция по переводу в собственность фирмы Родригеса, а точнее по передаче советскому «Интуристу» кубинских отелей, перешла в техническую фазу. Теперь все решат бухгалтеры и юристы. А у советского народа появится возможность греть кости после трудовых будней не только на Лазурном Берегу, в Египте или в Анатолии. Что касается перевода средств должников Фольи, то этих «бизнесменов» не жалко. Деньги-то в основном

сутенерские, игровые да наркоманские. Но вместе с этим появляется возможность, во-первых, прокрутить их через схемы Хандкаряна, а во-вторых, проследить каналы перетока денег итальянской мафии.

Чернышков вошёл в офис компании «Интер-тур», занимавшейся до кубинской революции организацией секс-туров на Кубу и принадлежащей дону Фольи и его деловым партнёрам. Дон Адриано с нетерпением ждал возможности переговорить с ним с глазу на глаз. И вовсе не потому, что, по смутным слухам, Шварц мог быть причастен к ликвидации старинного врага семьи Фольи, дона Лучано Фиоре, за это, если это и так, Фольи готов был поставить Шварцу бутылку самого дорогого вина, а потому, что он решил, будто жёсткость и неуступчивость Шварца в прошлых переговорах объяснялась присутствием Родригеса. Александр прошёл через современный, с техническими изысками, офис и попал словно в другой мир, в кабинет дона Адриано.

Тёмный зал, в котором в некоем беспорядке стояли кресла, столы, бюро. Занавешенные плотными шторами окна. Тяжёлая атмосфера насилия и страха ощутимо чувствовалась в спёртом и прокуренном воздухе. В кабинете помимо босса были ещё трое подручных, по виду – самые настоящие мастера заплечных дел. Два верзилы, словно карикатуры на отставных боксёров-тяжеловесов, и юркий, словно на шарнирах, подвижный субъект с пустым взглядом наёмного убийцы. Сам дон Адриано сидел в кресле, высотой спинки напоминавшем трон, разве что без драгоценных каменьев и позолоты.

Шварцу предложили сесть, причём стул его расположен был так, что все три субъекта оказались у него за спиной, и только «подвижный» выныривал то справа, то слева. Видимо, это отработанное средство давления на партнёров и противников по переговорам дон Адриано решил использовать и против Чернышкова.

– Вот ты, Шварц, взял на себя ответственность вернуть мои деньги с Кубы, – без приветствий и предисловий начал Фольи, – а скажи, как ты это сделаешь?

– Ты сначала убери из комнаты этих клоунов, а потом мы начнём разговоры разговаривать. – Александр тоже не впервые участвовал в таких толковищах и прекрасно знал, как себя на них вести. – Если этим пингвинам заняться нечем, кроме как слушать базары больших людей, то боюсь, у нас никакого дела дальше не будет.

– Это твоё крайнее слово?

– Крайнее не бывает.

Дон кивнул ему за спину, и Александр, даже не оборачиваясь, понял, что вся троица покинула кабинет.

– Вот сейчас – другое дело. Далее, дон Адриано, а какое тебе, собственно, дело до того, как я выполню свою работу. Тебе результат нужен или отчёты?

– Я, как деловой человек, должен планировать поступление денежных средств. Ведь если я поставлю их в план, а они не

придут вовремя, то могут сорваться важные сделки, и кто-то за это дорого заплатит.

– Ты меня имеешь в виду? Я тебе сразу говорю, не планируй эти средства никуда. Они давно сгорели для тебя. Это будет неожиданный подарок судьбы, выигрыш в лотерею – так тебе к этим деньгам нужно относиться.

– Ни хрена себе, сгорели! Пятьдесят, без малого, лимонов зелени – сгорели!

– Ты мне решил предъявить? Ты предъявляй претензии своим аналитикам, своим бухгалтерам, или кто там у тебя решает вопросы выдачи кредитов. Ведь всем нормальным людям было понятно, что на Кубе ситуация накалилась ещё за полгода до того, как Кастро взял власть. Умные-то давно денежки оттуда вывели.

– Это кто умный? Хан? Родригес твой?

– Чем тебе Родригес не нравится? Он-то все делает, чтобы помочь таким бедолагам, как ты. Только благодарности что-то не видно.

– Не хами, молодой человек. Всему есть предел, и моему терпению тоже. А что касаемо благодарности – половина стоимости отелей, это что; плохая благодарность? Или треть суммы для тебя уже не деньги?

– Не треть, а тридцать процентов, что на три с третью процента меньше, чем треть. При многих миллионах – это уже сумма, о которой можно спорить.

– Ой, не надо вот только к словам придираться. Ты прекрасно понял, что я хотел сказать. – Адриано закурил сигару, выпустил под стол струю дыма и продолжил: – Вот ты сказал, что умные люди наперёд все знают, откуда денежки пора вытаскивать, а ты – умный человек? Ты это знаешь?

– Я знаю, куда я их точно не буду вкладывать.

– Это куда же, интересно узнать?

– В наркоту. В проституцию. В разные афёры. В коррумпированных чиновников.

– Только не надо мне здесь морализировать. Мы такие чистенькие, мы такие белые и пушистые. А что, на Кубе не через прикормленных комиссаров вы собираетесь деньги делать? А что, Родригес не кормит чиновников по всей Южной Америке?

– Ты спросил у меня лично, или я должен говорить и за человека, которого раза три в жизни видел? Но я тебе могу сказать, когда в следующий раз начнётся революция и в какой стране. А ты сам готов оплачивать такие сведения?

– А сумма вопроса?

– Очень большая. И это ещё ограничивается невозможностью для тебя потом поделиться этой информацией со своими друзьями. Только ты сам сможешь ею воспользоваться. Готов обсуждать?

– Ты мне не говори, сколько это стоит до цента. Ты мне уровень денег назови – миллион, десять, сто?

– Обычно – десять процентов от суммы капитала, вложенного в страну.

– Да вы там совсем поохренели, революционеры поганые!

– Ты знаешь, то же самое говорят и революционеры, только почему-то меня, у которого ни одного заводишки за душой нет, называют капиталистом.

Когда Чернышков вернулся в свой офис, он связался с Судостроевым.

– Хорхе, пляши, есть деньги на Парагвай.

– Что, старый пень клюнул?

– Да.

– И когда начнётся революция?

– Я обещал, что примерно через четыре месяца.