На далеких окраинах
Шрифт:
Перлович решил, что как Марфа Васильевна, так и рыжий артиллерист с доктором не будут терять времени, и если он поедет туда же не спеша, то попадет, как бы случайно, к развязке дела; а жгучее, болезненное любопытство не позволяло ему покойно, дома, дожидаться результатов, и ему большого труда стоило удерживать себя настолько, чтобы ехать шагом, не пускаясь вскачь за теми, которые уже давно скрылись из виду на узкой, извилистой дороге, проложенной между непрерывными стенами туземных садов и огородов.
Первый всадник, которого встретил
— Доктор, доктор! — кричал Перлович. Но доктор, казалось, ничего не слышал и не видел. Вытянутое бледное лицо его было искажено ужасом, он гнал своего несчастного коня, машинально теребя поводья, колотя его каблуками в бока, щелкая нагайкой куда попало: по ушам, по шее, по крупу и даже, не чувствуя боли, по своим собственным ногам, обутым в походные сапоги.
Доктор пронесся мимо, чуть не свалив Перловича своей лошадью. Вот еще клубится пыль; скачут двое. Ба! Марфа Васильевна, с ней джигит. Наездница тоже, пожалуй, пронеслась бы мимо, но Перлович повернул лошадь и поскакал рядом.
— Марфа Васильевна, ради бога, что случилось?! — говорил Перлович, задыхаясь от страшного волнения, глотая густую пыль, в которой они скакали.
— Он убит, — простонала Марфа Васильевна. — Татары!..
— Кто, кто, Батогов? — спрашивал Перлович, забыв, что проговаривается.
— Он!.. Все!.. — Марфа Васильевна вдруг зарыдала и на всем скаку припала к гриве своего Бельчика.
Перловичу вдруг стало необыкновенно весело.
— Юсупка назад... Юсупка там надо, — заговорил джигит, смекнув, что теперь его может сменить этот, другой тюра, что встретился им на дороге. Он выпустил поводья Бельчика и повернул назад.
Так же бессознательно, так же неистово погоняя своего коня, как погонял его доктор, несся Юсупка назад, дико гикая, стиснув зубами вынутый из чехла нож, сжав в правом кулаке железную рукоять туземной шашки.
Два всадника неслись в две противоположные стороны: в одну скакал трус в европейском костюме; в другую — герой в неуклюжем халате и в шапке кочевого дикаря.
Перлович снимал с седла Марфу Васильевну, совсем уже потерявшую сознание. Лошади, взмыленные, тяжело переводя дух, стояли посреди дороги.
Перлович, подхватив под мышки бесчувственную Марфу Васильевну, оттащил ее немного в сторону, где не было так пыльно и у самой стены зеленела довольно густая трава, и усадил ее, придерживая руками эту хорошенькую головку с растрепавшимися волосами, с закрытыми глазами, с нижней губой, хотя и отвисшей весьма некрасиво книзу, но зато открывшей ряд ровных, белых зубов, судорожно стиснутых, едва пропускавших чуть заметное дыхание. Перлович вспомнил, что надо расстегнуть шнурки платья, сунулся, стал шарить руками, шарил довольно усердно, но заметил, что его предупредили: платье было уже расстегнуто, и амазонка сползала вниз. Перлович запутался в бесчисленных шнурках и тесемках, сгруппировавшихся у пояса, наколол пальцы на какую-то скрытую
Красавица вдруг открыла глаза. Перлович быстро отдернул руку. Она, казалось, только сию минуту узнала его. Она изумилась.
— Вы как здесь?..
Марфа Васильевна быстро отодвинулась и хотела встать, но запуталась. Перлович помог ей подняться на ноги.
— Я... случайно... — бормотал он, сильно смущенный этим вопросом. — Вижу; скачете... Тут Юсуп, доктор тоже. Что случилось?
Марфа Васильевна все вспомнила и сообразила.
— Скорей, скорей в город, — произнесла она. — Там на Беш-Агаче шайка барантачей... Они сейчас за нами...
Перлович понял и струсил. Он смекнул, в чем дело, и даже задрожал весь, как вспомнил, что они несколько минут потеряли даром; вот-вот могут показаться барантачи, покончившие уже, конечно, с теми, кто остался сзади... Доктор ускакал, Марфа Васильевна здесь, Батогова и Брилло нет — они там: они, значит, оба погибли!..
В городе, на старом кокандском дворе, длинными рядами стояли в коновязах казачьи лошади. Два часовых казака лениво бродили у ворот с обнаженными шашками, по двору шлялись полусонные фигуры; в одном углу казак раздувал походный самоварчик; на плоскую крышу взобрался по лестнице трубач, прищурился на солнце, потянулся, подул свой рожок и приставил его к губам: он собирался проиграть сигнал к водопою.
Оба часовых едва успели отскочить и чуть не попали под ноги наскакавших лошадей. На двор влетела Марфа Васильевна, за ней следом Перлович.
— Седлать! — пронзительно крикнула наездница, и крикнула так, что все лошади шарахнулись и заметались на своих арканах, а во всех окнах показались озадаченные полупроснувшиеся рожи.
— Марфа Васильевна, они вас не послушают, — уговаривал ее Перлович. — Дежурный где? — начал он кричать в свою очередь. — Сотенный командир где? Голубчик, — обратился он к казаку, подбежавшему было к забору, но, заметив прибывших, принявшего иную, более приличную позу. — Послушай, голубчик, сотенный ваш где?..
— Да вам чего надо? — протянул голубчик.
— Эй, господин! Вы тут что? — кричал кто-то, высунувшись из окна. Он был в одном белье, но на голове была фуражка с кокардой, а в руках держал он китель с офицерскими погонами, который, по-видимому, собирался натягивать на свои широкие плечи.
Перлович понял, что это и есть сам сотенный, и объяснил ему, в чем дело.
— Без приказания не могу-с.
— Но, боже мой! — вставила Марфа Васильевна. — Время уходит...
— Да вы пожалуйте в горницу пока, — приглашал сотенный, — чаю не прикажете ли?
— Послушайте, вы велите седлать, а я привезу вам сию минуту приказание. Генерал тут недалеко... все-таки время не пропадет даром... А вы, Марфа Васильевна, где же вы?.. а?!
Перлович оглянулся; на дворе не было Марфы Васильевны: она, догадавшись, что нужно, поскакала к генералу сама, прежде чем Перлович высказал свое предложение.
— Эй, ребята, поить коней, — распорядился сотенный командир. — Да пожалуйте же в горницу... И как-с далеко было это нападение-с?
Перлович слез с лошади.