На далеких рубежах
Шрифт:
— Ах, милый, если бы ты знал! — Она внезапно упала ему на грудь и заплакала.
— Ну вот, Ниночка… Ну что ты, успокойся…
Девушка подняла полные слез глаза и тоскливо посмотрела на Телюкова. Слезы и этот застывший взгляд Телюков понял по-своему.
— Успокойся, Ниночка… Я никогда ни одним словом не упрекну тебя… Никогда не коснусь твоего прошлого, слышишь? — Он поцеловал ее, почувствовав на губах солоноватый привкус слез.
Она печально улыбнулась:
— Ты добрый. Я тебе верю… Но это совсем не то, что ты думаешь…
— А что же,
Она промолчала.
Над городком ярко вспыхнуло небо. Рассыпаясь разноцветными огоньками, с шипением взвилась ракета. Это лейтенант Байрачный «делал световой эффект».
— Ой! До чего ж красиво! — с детским восхищением воскликнула Нина. — Сколько живу в тайге, а такого еще не видела. Чудесные вы люди, летчики!
— Ну, вот видишь, конечно же, чудесные! А ты почему-то боишься сказать мне… Но сегодня ты должна это сделать. Мне нужно знать о тебе все. Ты помни одно, твердо помни: разделенное горе — половина горя.
— Ого, ты уже заговорил тоном приказа… Я даже побаиваюсь тебя… Нет, нет… Ты не оставишь меня? Ну, говори, говори же! — Она снова всхлипнула и задрожала как в лихорадке.
«Ее гложет какая-то страшная тайна, которая заставляет ее страдать!» — подумал Телюков, чувствуя себя беспомощным и растерянным. Он что-то говорил, должно быть, наивное и глупое, в нем как бы смешались мысли и чувства. Но вот в голове начало проясняться. Он понял одно: перед ним девушка, мимо которой он уже не может пройти равнодушно. Она прочно вошла в его жизнь, с ним связаны ее надежды, ее будущее.
— Пойдем, Ниночка, домой, — сказал он просто. — Все равно это неизбежно.
— Ну что ж, пойдем, — неожиданно согласилась она.
Они пошли к коттеджу напрямик. Медленно поднялись по лестнице на второй этаж. Вошли в комнату, сняли ботинки с коньками. Телюков протянул Нине свои домашние туфли, а сам сунул ноги в унты.
— Ну, вот я и у тебя, — как-то болезненно улыбнулась Нина. — Пришла… Странно все это. Ты ведь, по сути, чужой мне человек. А я — дурочка… Нет, я сейчас уйду. Я не хочу причинять тебе боль… Прощай. — Она говорила отрывисто, возбужденно и, как была в туфлях, так и устремилась к двери.
— Нина! — Телюков обнял ее за плечи, повернул к себе лицом. — Нина, голубка моя, что с тобой? Я просто боюсь за тебя. Ты еще что-нибудь выкинешь… Не пущу я тебя никуда!
Она смотрела на него глазами, полными печали. По бледным щекам катились чистые как роса слезы.
— Пусти, — словно выдохнула она, не сводя с него глаз.
— Не пущу. Не пущу, потому, что… люблю. Люблю тебя, Нина, ты слышишь?
— А это для меня? — она перевела взгляд на стол, где приготовлена была бутылка шампанского.
— Да, для тебя.
— Значит, ты знал, что я приду?
— Знал.
— Спрячь. Я не хочу.
— А ты не убежишь?
— Нет.
— Это правда?
— Разве что сам прогонишь.
— Зачем ты так говоришь, Нина?
— Не прогонишь? Никогда?
— Глупая, — он привлек ее к себе. — Ты теперь моя. Навсегда, слышишь? А бутылку я спрячу. Я не думал, что она огорчит тебя.
Телюков хотел убрать шампанское, но Нина остановила его.
— Пусть будет, как ты хотел. Оно хорошее, это шампанское? Я никогда не пробовала… А ну-ка, налей.
— Ну вот, давно бы так, — обрадовался Телюков, откупорил бутылку, наполнил бокалы.
— Ну, Нина!..
Дрожащей рукой она взяла бокал, подняла, потом снова поставила. Потом опять взяла, вздрогнула и, не чокнувшись, начала поспешно и неумело глотать шампанское.
— Ну, вот и все! — как-то неестественно улыбнулась Нина.
Телюков протянул ей плитку шоколада.
Щеки девушки слегка порозовели.
Утром Телюкова разбудил телефонный звонок. Он вскочил с постели, думая, что его срочно вызывают на аэродром. Но это звонил телефонист станции — проверял связь.
Нина не проснулась, только повернулась на другой бок. Густые волосы рассыпались по голым плечам.
В комнате было прохладно, и Телюков, поправив на Нине одеяло, начал растапливать печь, бесшумно ступая по холодному полу.
Он то и дело поглядывал на Нину, и какое-то удивительное чувство захлестывало его. Еще вчера он был один, а сегодня… Нина, Ниночка, вот кто оказался его суженой. Она будет провожать его на полеты и встречать после приземления, как делают другие жены летчиков. А если ему, Телюкову, посчастливится поступить в академию и они переедут в Москву, Нина тоже пойдет учиться. Лучше всего было бы для нее стать метеорологом. Такая специальность дала бы им возможность работать вместе.
Но это в будущем, а пока что он первым делом должен обязательно позаботиться о ее внешнем виде. Старя потертая волчья доха, стоптанные боты, в которых ежевечерне выезжала на аэродром, — все это надо немедленно выбросить!
Внезапно ему показалось, что он жестоко обидел ее, поступив по отношению к ней, как грубое животное, воспользовавшись тем тяжелым положением, в котором оказалась эта прелестная девушка. И быть может, вовсе не любовь, а трудные обстоятельства привели Нину в объятия летчика, у которого, конечно, карманы не пусты. Как же он не подумал об этом вчера, когда Нина плакала, вела себя так странно и непонятно? Почему он не выпытал у нее признания и объяснения столь странного ее поведения? А может быть, все девушки так…
Нина шевельнулась, подняла голову. Телюков подошел к кровати:
— Ты не спишь?
— Кажется, я опоздала на работу.
— Не беспокойся. Я скажу заведующему, чтобы он поискал кого-нибудь на твое место.
— Это правда? Ты, значит, твердо решил?..
— А как же иначе, Нина! Неужели ты не понимаешь, что с такими вещами не шутят?
Нина положила ему на плечи теплые руки.
— Боже мой! Но ведь ты еще ничего не знаешь, дорогой. Мне еще вчера следовало признаться тебе во всем… Не хватило силы воли. Но теперь я буду мужественной. Ты все должен узнать.