На дне Одессы
Шрифт:
— А отец ее знает, что она — в этом доме?
— Н-нет. Он думает, что она за горничную у господ служит.
В то время, когда Бетя разговаривала с Василисой и Надей, Матросский Свисток с большим оживлением рассказывала о своем развеселом житье-бытье в Севастополе, в доме некоей "Дудихи" на известной Продольной улице.
— Эх! Никогда я не забуду, как я жила у Дудихи! Вот так жизнь! У нее — совсем другая публика. Не такая, как здесь. Веселая и с башами (деньгами). А матросов сколько! Батюшки вы мои! Как напрет их на Продольную, и посмотришь на них из окна, то тебе кажется, что под окном молочная река плещется. Ей-Богу. И прет эта река в дом. "Жарь, — кричит один топору — "Черное
— Лелька, — стала просить Саша, — расскажи немножко за того грузина, который в тебя влюблен был.
— А! Вот чудак был, — засмеялась Леля. — Он стивадором был на пароходе, в Севастополе. Пришел однажды в "дом", увидал меня и влюбился. С тех пор он приходил каждый вечер, садился возле меня, брал мою руку, смотрел мне в глаза и пел:
Лолка, лолка! (Лелька)
Ах мезурне даукар, даукар меди чириме.
Леля затянула тягучий заунывный мотив и стала разводить руками и строить гримасы.
Все захохотали.
— Спой теперь "Ваделиа Рануни"[19], — попросила опять Саша.
Леля кивнула головой и запела:
Проведу я ленту алу,
Ваделиа Рануни!
Прямо к Митичке к вокзалу,
Ваделиа Рануни!
Возьму свечку восковую,
Ваделиа Рануни!
Прижму Митю поцелуем.
Ваделиа Рануни!..
— А ты, Тоска, чего молчишь? — спросила Саша. — Расскажи, как тебя когда-то в кабинете к столу, за которым помещики сидели, заместо десерта, всю обложенную цветами, подавали.
— Не хочется, — ответила Тоска.
— Или как тебя купцы в шампанском в ванне купали?
Леля, желая посердить Тоску, спросила Сашу:
— И кто тебе наврал, что ее в шампанском купали? Какое там шампанское! Кислые щи. Взяли бутылки три щей и на голову ей вылили. И готово.
Тоску передернуло, и она обиженно возразила:
— А тебе досадно? Самое настоящее шампанское было. "Редерер". По 15 рублей бутылка.
— Вот дураки, коли сделали это, — проворчала Катя. — Нашли кого купать.
— А ты помалкивай, дура, — сердито огрызнулась на нее Тоска.
— Скажи, какое счастье, — проворчала опять Катя.
— Кухарка!
— А ты чем раньше была?
— Чем была?! — вскипела Тоска. — Барышней. У родных жила. У меня брат — землемер и сестра — замужем за полковником. Я сама в гимназии училась, и за меня доктор сватался.
— Доктор, доктор, — передразнила Катя. — А все ж мы теперь одинаковы с тобой и задаваться нечего. Обе упали.
—
— Ну, будет, зекс! — вмешалась Леля. — Саша! Почитай что-нибудь.
Тоска и Катя замолчали. В столовую вошла хозяйка и, широко зевая, подсела к столу.
— Можно, — ответила Саша. — Я сегодня проходила мимо книжного киоска и купила интересную книжку. В ней за нашу сестру рассказывается…
— Где же эта книжка? — спросила Леля.
— А вот.
Саша достала из кармана тоненькую книжку в желтой обложке. Перевернув быстро несколько страничек, она остановилась на одной и сказала:
— На этой странице рассказывается, как в прежние времена правительство поступало с хозяйками "веселых домов".
— Чего ты врешь? — проговорила, не переставая зевать, хозяйка.
— Ей-Богу, не вру. Хотите, я прочитаю?
— Читай, читай!
Девушки обступили ее со всех сторон.
Саша стала медленно читать:
"В Англии процесс наказания совратительницы девушек сопровождался некоторыми характерными обстоятельствами. По городским улицам медленно ехал позорный экипаж, везя на себе провинившуюся. Двое людей сопровождали ее, причем один ударял в бубны, а другой держал какой-либо музыкальный инструмент. Народ следовал за нею, бросал в нее грязью и осыпал бранью. Иногда подобное наказание заменялось сжиганием волос осужденной. В 1398 году одна женщина, заманившая к себе нескольких девушек и совратившая их, была присуждена к наказанию плетьми, сожжению волос, изгнанию и потере всего своего имущества".
— Вот это я понимаю! — воскликнула Леля и бросила торжествующий взгляд на хозяйку.
— Н-да! — протянула Тоска.
— А вам, хозяйка, никогда еще не жгли волос? — насмешливо спросила Саша.
— Постойте, я подожгу, — сказала Леля.
Она зажгла спичку и подошла к хозяйке.
Все рассмеялись.
— Ты! дурная, — полусердито сказала хозяйка Леле и отстранила ее рукой.
— Дайте дочитать, — сказала Саша и продолжала: "Тулузские граждане поступали так. Виноватую приводят к ратуше… Палач связывает ей руки и надевает ей на спину дощечку с полным разъяснением ее вины. В таком виде ее везли на скалу, которая находилась посреди реки…"
— Здорово! — воскликнула Леля и вторично бросила торжествующий взгляд на хозяйку.
"…Тут виновную сажали в приспособленную для сего клетку и осторожно, не давая захлебнуться, три раза опускали в воду…" А, хозяйка?! Что вы на это скажете? — насмешливо спросила Саша.
— Э! Сказки, выдумки! — махнула хозяйка рукой.
— Как сказки?! Как выдумки? — горячо заговорила Саша.
— Какой-то шарлатан писал.
— Как шарлатан писал?! Это все — из истории.
— Ну так что, если из истории? — начала сердиться хозяйка. — В каком году это было?
— В 1398.
— Ну, вот видишь! — обрадовалась хозяйка. — Народ в то время был дикий, как зверь. Как вы находите, мусью Макс?
Макс на минуточку попридержал на черном квадратике шахматной доски коня и ответил с достоинством, как авторитет:
— Конечно. Тогда народ был совсем дикий, и всех порядочных людей жгли на кострах и варили в смоле. Например — "Жандарк" (Жанна д’Арк). Что с этой бедной девочкой сделали! Взяли ее мошенники, шарлатаны, привязали к столбу и подожгли. А что с Колумбом сделали, с тем, что отыскал Америку? Эти потерянные люди взяли его и заковали в цепи, как последнего каторжника. А что, вы думаете, было бы с Бисмарком или Шарлем Леру, если бы они тогда жили? Их тоже сожгли бы или заковали, как каторжников. А теперь этого не может быть, потому что цивилизация, университеты и прогресс.