На двух планетах
Шрифт:
– Нет, мы обо всем уже переговорили. Он пересылает со мной на родину письма и свои дневники.
– Итак, вы готовы ехать хоть сейчас?
– Я к вашим услугам.
Хиль подошел к нему вплотную и, пристально глядя ему в глаза, взял его за руки, как бы желая проститься с ним. Грунте почувствовал, что этот взгляд как-то особенно пронзил его. Он не мог отвести глаз от Хиля, и все окружающее начало расплываться перед ним, - он видел только эти огромные блестящие зрачки.
Врач медленно коснулся рукою его лба и внушительно произнес:
– Вы спите!
Грунте стоял в каком-то оцепенении,
Несколько минут спустя воздушный корабль поднялся. Когда он достиг высоты тысячи метров, боковые отверстия были закрыты. Привели в действие реакционный аппарат - и вот корабль, забирая все выше, понесся на юг по направлению десятого меридиана.
Ра отправился в приемную комнату к Зальтнеру и сказал ему:
Не удивляйтесь тому, что вы уже не найдете здесь своего друга. Надеюсь, что мы скоро сможем передать вам весть о его благополучном прибытии на родину. Мы сочли нужным ускорить отъезд.
Зальтнер подбежал к окну. Вдали, на горизонте, блеснуло едва заметное облако пара и тотчас исчезло.
Теперь он был единственным европейцем на северном полюсе.
Зэ подошла к нему.
– Не огорчайтесь, милый друг, - сказала она.
– Завтра наш межпланетный корабль отбывает на Марс!
XX
СЫН МАРСИАНИНА
Изумительно ясный сентябрьский день клонился к вечеру. Мягким светом были озарены нарядные сады города Фридау, в которых розы были уже вытеснены махровыми георгинами; мягкий свет покоился на старых деревьях княжеского парка, начинающегося у подножья холмов - на северной стороне города и окружающего почти весь Фридау, и отражение этого света трепетало в тихом пруду парка.
На берегу пруда, между кустарниками, мелькал светлый зонтик. Заслышав шум приближающихся шагов, со скамейки, расположенной под тенистой липой, поднялась прелестная молодая женщина, одетая в элегантное летнее платье. Глубокая задумчивость, омрачавшая ее нежное лицо, сменилась приветливой улыбкой, как только она увидела Элля, идущего к ней навстречу, и темносиние глаза засветились тихим счастьем, когда она подала ему руку.
– Простите, - сказал Элль, следуя за нею по дорожке, идущей вдоль берега пруда.
– Я опоздал, но, конечно, не но своей вине.
– Я сама только что пришла, - ответила Исма Торм.
– У меня были гости. Фрау Антон все время поучала меня и никак не могла остановиться.
– Воображаю! Но не огорчайтесь этим. Что бы вы ни делали, люди всегда будут недовольны.
Исма тихо вздохнула.
– Вы же видите, я все-таки пришла!
Элль поблагодарил ее взглядом.
– Это единственный час за весь день, когда я перестал досадовать на мир, когда я вполне свободен и счастлив, Исма.
– А ваша работа?
– И даже она приносит мне слишком много разочарований. Куда ни глянь, повсюду эта ограниченность и душевная скудность. Вы знаете, что я никогда не жалуюсь на споры и борьбу, - ведь
Что же вас так рассердило сегодня, Элль? Ну-ка, выкладывайте, в чём дело?
– Все это не ново. Вы знаете, что я решил в течение этого года опубликовать свою теорию тяготения. Грунте поддерживал меня в этом, хотя и говорил, что никто ее не поймет.
Я отлично помню. Это было...
Да, это было тогда...
– И тогда вы говорили, что вам это совершенно безразлично.
– Правда, мне действительно безразлично все, что касается лично меня, моей славы, или уж не знаю, как вам будет угодно это назвать. Но мне обидно за дело; мне больно, что человечество так много теряет, и я вижу, что ему никак нельзя помочь. Прежде всего моя книга была встречена гробовым молчанием; ученые не знали, как к ней отнестись, а потом нашелся критик, утверждающий, что это ничем не обоснованная фантастическая гипотеза. А между тем на основании этой теории я решил так называемую задачу о трех телах и доказал справедливость своей теории, вычислив отклонения спутников Марса с точностью до сотых долей секунды. И что же? Ни один из наших астрономов даже не понял моего метода вычислений.
– Ко баты, - сказала, улыбаясь, Исма, - Ведь вам наверное именно это хотелось сказать? Быть может в вашей книге вы недостаточно ясно выразили свои мысли?
– Во всяком случае, для того, чтобы растолковать им сущность дела, мне пришлось бы написать еще целую книгу. Я не рассчитывал на такую непонятливость. Ведь этот метод найден даже не мною, - мне еще не было восемнадцати лет, когда я узнал его от моего отца...
– Но почему же вы так долго это скрывали?
– Вы же видите, что и теперь еще время не пришло. Если бы и другие могли работать со мною в этом направлении, то в технике, можно было бы достигнуть таких результатов, которые открыли бы нам совершенно новый мир. О, тогда, может быть, мы бы освободились от этой тяжелой Земли!
– Опять, опять эта тоска! Ведь здесь совсем уже не так плохо. Вы должны быть терпеливей. И вот это и разогорчало вас сегодня и помешало вам во-время прийти сюда?
Не только это, сегодня меня раздосадовали, главным образом, практические дела; было много неприятностей в различных учреждениях. О, как они неподатливы! особенно там, в соседнем королевстве. Что за бюрократизм, все должно быть втиснуто в тесные рамки шаблона! И это привело меня в полное уныние, особенно потому, что дело касается отчасти и вас.
– Меня? Что-нибудь случилось?
– испуганно спросила Исма.
– Нет, я имею в виду наш воздухоплавательный парк. Его хотят сделать государственным и наряду с военным парком передать в ведение военного министерства. В таком случае наш пари будет по всей вероятности переведен отсюда! Теперь же они требуют установления государственного контроля, хотя государство до сих пор не отпустило на это дело ни одного пфеннига.
– Но чем это вызвано?
– Мне кажется, что мне не доверяют. Они хотят обеспечить себя на случай войны. Ведь вы знаете, - наш воздухоплавательный отдел является международным учреждением. У меня же в отношении к патриотизму особая точка зрения.