На двух планетах

Лассвиц Курт

Да что вы, Элль! Ведь вы же немец! В случае войны, наш воздухоплавательный парк, должен, разумеется, перейти в распоряжение государства, но кто же думает о войне? Ах, не огорчайте меня еще новыми заботами!

Я - немец по своим симпатиям, но я не германский подданный и поэтому, в крайнем случае, я могу быть выслан. А в сущности говоря, ни Германия, ни Франция, ни Англия, ни одна нация, ни одно государство не являются самоцелью: самоцелью может быть только человечество в его совокупности. Отдельные народы и государства представляют собой лишь средства в деле осуществления идеи человечества.

Таким образом, если государство, подданным которого я состою, не является достаточно полезным с точки зрения идеи человечества, то я, как свободная личность, считал бы безнравственным отстаивать его интересы только потому, что я ему многим обязан. Требования этики совершенно иные. Но у людей все решается непосредственным чувством; его-то и называют патриотизмом, и часто за долг принимают то, что является лишь индивидуальным пристрастием.

Исма остановилась.
– Позвольте, - сказала она, - но тогда на каком основании мы здесь гуляем с вами? Что же, это тоже - долг?

– Конечно, хотя это и совпадает с нашими желаниями. Ведь вы же не сообразуетесь с тем, что считают правильным жители Фридау?

– Нет, - с улыбкой глядя на него сказала, Исма.
– Мы можем спокойно пройти с вами по городу... Как вы думаете, ведь скоро мы уже можем получить известие от наших путешественников?

– Телеграмма со Шпицбергена сообщает, что полет начался 17 августа. Весьма возможно, что ближайшие дни принесут нам новые сведения.

– Вы по прежнему верите в успех этого дела?

– Несомненно. Неужели вы думаете, что я стал бы так настойчиво уговаривать вашего мужа, если б не вполне был уверен в самом блистательном исходе экспедиции?

– Элль, ведь вам кажется, что должно случиться что-то неожиданное? Прошу вас, будьте откровенны. Скажите, им угрожает какая-нибудь определенная опасность?

– Ничего страшного я не предвижу, уверяю вас, Исма. Если я и думаю, что может случиться что-то непредвиденное, то во всяком случае ничего ужасающего я не жду.

– Скажите же, что вы думаете? Я не раз уже замечала что вы чего-то не договариваете.

– Поверьте мне, Исма; из того, что я знаю, я ничего не утаиваю от вас, но не требуйте, чтобы я высказывал предположения, которые, быть может, лишены всяких оснований. Я не только возлагаю большие надежды на счастливое возвращение экспедиции, но и рассчитываю на это с полной уверенностью. Моя уверенность настолько велика, что я уже теперь прилагаю все усилия к тому, чтобы устроить дальнейшую судьбу Зальтнера; ведь ему нечего будет здесь делать после возвращения. Видите, вот еще что меня сегодня обидело: вы думаете - правительство предоставит место человеку, участвовавшему в такой славной экспедиций? Ничуть не бывало, - он иностранец, и у нас он не держал экзамена!

– Лишь бы только он вернулся. Меня тревожит это "непредвиденное", как вы его называете.

– Да правда же, это только предчувствие, что нахождение северного полюса явится для нас чем-то большим, чем простое географическое открытие.

– Это вы должны еще мне объяснить.

– Может быть, как-нибудь и объясню, но сегодня мы еще не успели поговорить о вас. Что вы делали, что читали, что узнали за это время?

– По правде сказать, не много. Опять

изучала полярную карту.

Они проходили, оживленно беседуя, по людным аллеям парк. За деревьями заходило солнце; вечернее небо пылало пурпуром и золотом. Все чаще попадались им навстречу гуляющие. Многие знали их, вежливо раскланивались с ними, но, оборачиваясь им вслед, переглядывались и перешептывались.

– Им теперь хорошо разгуливать, - обращаясь к своему спутнику прогнусавил маленький человечек с широким пронырливым лицом.
– Мужа-то он отправил на северный полюс.

– А ведь это фрау Торм!
– сказала молоденькая девушка.
– Каждый день она проходит здесь с доктором Эллем.

Фридауцы очень гордились тем, что все газеты были переполнены сообщениями об их полярной экспедиции и что всюду можно было прочесть биографию их сограждан. Поэтому они радовались всякому предлогу поговорить о них; и говорили без удержу, со свойственными им дружелюбием и доброжелательством, и чем меньше были осведомлены, тем охотнее они говорили.

Элль и Исма вышли из парка и пошли по широкой улице, напоминавшей аллею, так как перед домами были всюду палисадники. Они остановились перед домом Торма. Они уже простились, и лишь на мгновение замешкались, медля расставаться, когда входная дверь открылась и из дому, навстречу им, вышел почтальон.

– Добрый вечер, фрау Торм, -сказал он.
– Хорошо, что я вас встретил, дома у вас я никого не застал.

Исма схватила телеграмму и поспешно вскрыла ее.

– От него, из Гаммерфеста!
– возбужденно воскликнула она.

– Это станция голубиной почты, - сказал Элль.

Уже смеркалось. Она с трудом различала буквы. Из окон соседних домов на нее смотрели.

– Поднимемся ко мне, Элль, - сказала она.
– Это не так-то скоро можно прочесть. На сегодня сделаем исключение - вы можете ко мне зайти.

Она торопливо поднялась по лестнице. Когда Элль вошел в комнату, Исма уже стояла у лампы и читала телеграмму. Она сбросила шляпу, заслонявшую ей свет.

Вот, - сказала она, протягивая телеграмму Эллю.
– Он жив и здоров. Читайте, читайте вслух, я плохо понимаю в чем дело.

Она опустилась в кресло и стала снимать перчатки. Элль мельком взглянул на телеграмму; его руки заметно дрожали. Он сел.

– Ради бога! что с вами, Элль? Вы дрожите?

– Не от тревоги, нет, нет - меня просто поразило... Слушайте, Исма.

Он прочел:

"Гаммерфест. 5 сентября 3 часа 8 минут. Только что вернулся почтовый голубь со штемпелем "Воздушный шар Полюс"; принес следующее известие:

"Фрау Исме Торм. Фридау. Германия. 19 августа, 5 часов 34 минуты пополудни по средне-европейскому времени.

Все здоровы. После тридцатичасового благоприятного полета прямо на север, парим над полюсом. Множество островов в небольшом почти свободном ото льда внутреннем море. Маленький, совершенно круглый остров, около пятисот метров в диаметре, отмечен неизвестными обитателями, как полюс; на нем непонятные приборы. На поверхности острова в большом масштабе стереографическая центральная проекция северного полушария до тридцатого градуса широты. Жителей не видно. Высадка не желательна, продолжаем путь. Сердечный привет.