На горе Четырёх Драконов
Шрифт:
— Рыжий Шакал! — закричал Гулям. — Рыжий Шакал и тот, второй!
Да, это был Рыжий Шакал. Он плёлся со связанными руками, на щеке рдел багровый след, полученный, видимо, в рукопашной борьбе. За ним, злобно ворча, двигался ишан, волоча хромую ногу. Тут же, у подножия горы, начальник милиции коротко спросил бандитов:
— Где Ходжи Карим?
— Я не видел его, — пытался увернуться Шакал. — Он не был тут…
— Не лги! —
— На какой машине? — снова увиливал Рыжий Шакал. — Не было никакой машины…
— А как попал учитель в этот шалаш на горе? — продолжал спрашивать начальник милиции. — Кто украл его из больницы и привёз сюда?
— Я не был в больнице, — изворачивался Шакал. — Я пришёл в этот шалаш и увидел, что учитель уже здесь. Его привезли без меня.
Тогда начальник милиции едва заметно кивнул вожатому, и Верный, спущенный с поводка, оглушительно лая, кинулся к Рыжему Шакалу. Он так стремительно подбежал к нему, что вожатый не успел даже остановить пса. Верный точным ударом мощной груди сбил Рыжего Шакала с ног и, положив обе лапы ему на грудь, грозно зарычал.
— Уберите собаку! — кричал в ужасе Шакал…
— Фу! — скомандовал вожатый.
И Верный, послушный этой команде запрещения, ворча, снял лапы с груди бандита и оглянулся на своего хозяина.
— Ко мне! — добавил тот.
И пёс отошёл, злобно ворча.
— Вот так Верный засвидетельствовал, что ты был в больнице и помог увезти Бобо Расулова, — мрачно сказал начальник милиции. — Он довёл нас до этого логова, а теперь опознал именно тебя. Ясно?
Икрам подошёл к служителю. Он продолжал лежать в траве с закрытыми глазами, и лицо его было бледным. Икрам взял его руку, пожал.
— Спасибо, — сказал он просто, — ты честный человек. Садись в машину, — он кивнул на «газик», — мы довезём тебя куда скажешь.
Но тот отрицательно покачал головой. Икрам, вглядываясь в его лицо, увидел в глазах отчаяние. Он понимал, что этот человек потерял самое дорогое — веру в то дело, которому он всю жизнь служил.
— Садись, — повторил Икрам.
Повар прошептал еле слышно:
— Мне некуда идти. У меня нет дома. А к ним я больше не вернусь… Никогда…
Он опустил голову и, покачиваясь, забормотал что-то.
Икрам тихонько тронул его за плечо.
— Ты поживёшь сколько захочешь у меня, — сказал он. — Мы не оставим тебя одного в горах. В колхозе нужны люди. Ты можешь там работать…
Служитель торопливо поднял голову. На лице у него было изумление.
— А ты можешь мне поверить, начальник? — спросил он и, покачивая головой, остановился. Потом добавил совсем тихо: — Ты можешь поверить мне, бездомному, который был вот с этими? — И он кивнул в сторону Шакала, стоявшего с опущенной головой.
— Мы знаем, что ты однажды ошибся, — спокойно ответил Икрам. — А сейчас мы увидели, что ты честный и хороший человек. Так почему бы нам не поверить тебе?
Он помог ему встать, и повар пошёл за ним следом, потрясённый и недоумевающий.
Хамид тихонько шепнул Гуляму:
— Ты слышал, отец Пулата уговаривал его идти работать в колхоз. Ну зачем нам ишаны?
Гулям, правда, и сам немного сомневался, правильно ли поступает
— Раз он побежал нам навстречу, значит, он уже наш человек. Вот этот небось не побежал, — кивнул он в сторону второго ишана.
Хамид неожиданно улыбнулся:
— Теперь дедушка опять работает сторожем, но всё время жалуется, что он один не управляется. Вот Икрам и привезёт ему помощника. Интересно, о чём они будут по ночам разговаривать…
Когда ехали обратно к больнице, Джабар осторожно спросил доктора:
— А скоро поправится учитель?
Иван Иванович ответил серьёзно:
— Я надеюсь, ребята, что мы поднимем его на ноги.
Конец чёрного мазара
Дед Манон остановился возле маленького домика и крикнул:
— Адил!
— Иду, — донеслось из-за полуоткрытой двери.
К калитке выбежал человек в ярком новом халате и в тюбетейке. Он поклонился деду Манону, и они вместе двинулись по дороге к бахче.
Навстречу попалась бабушка Дилинор. Поздоровалась. Глаза её, опушённые чёрными густыми ресницами, остановились на человеке в ярком халате. Хорошо зарабатывают чабаны на отгонных пастбищах. Не так уж долго и пробыл там Адил, а вернулся и всё купил новое. Не узнать теперь в нём грязного, забитого служителя — повара у мазара. Хороший человек Икрам, послал сначала Адила подальше от людей в горы, чтобы пришёл в себя, подумал о своей жизни. А теперь вот назначил помощником к главному колхозному сторожу — деду Манону. И домик ему колхоз дал. Маленький домик, но для одного как раз.
Бабушка Дилинор сказала негромко:
— На гору сегодня подниметесь ли? Внуки приглашали.
— А что там будет? — недоверчиво спросил дед Манон.
— Моления уже не будет, наверное, — тихонько засмеялась бабушка Дилинор. Потом добавила: — Зовут, значит, должны мы пойти. И ты приходи, — обратилась она к Адилу. — Гулям звал.
— Приду, — пообещал Адил.
Старики только что хотели идти дальше, как дорогу преградила им последняя отара овец. Толстые овцы, тесно прижавшись друг к другу спинами, боками, текли по дороге. Остановившись на пригорке, Адил не различал каждое животное в отдельности. Ему на миг показалось, что это катится живой ковёр из серой шерсти. То и дело какие-то волны пробегали по ковру и показывались поднятые вверх смешные мордочки молодых ягнят. Они родились там, на пастбищах, и впервые очутились на дороге, где всё занимало и удивляло их. Вот выбежал серый барашек и остановился, озираясь, такой ловкий, на тоненьких ножках.
За ним прыгнули ещё двое и начали бодаться, скакать и снова скрылись в общем потоке.
Когда овцы прошли, можно было снова продолжать путь.
Дед Манон спросил Адила:
— А ты не был вчера на собрании?
— Нет, — торопливо отозвался Адил. — Меня вызвали в город. А что там было?
— Начальник милиции приезжал, — медленно говорил дед Манон. — Ходжи Карим вовсе не мулла. Он убийца, преступник. Был басмач, а стал шпионом. Его будут судить здесь, в кишлаке.
Адил кивнул головой: