На графских развалинах
Шрифт:
Она открылась и оперативники увидели перепуганную женщину. Видя, что она никакой опасности не представляет, Туманов разрешил ей остаться в комнате.
– Побудьте пока здесь. Посидите на диване, – сказал он ей и тут же велел Греку отвести майора Поречных в кухню, предварительно обыскав. – А мы пока тут побеседуем с… – посмотрел он на приунывшего рыжего, который теперь выглядел безобидным парнем, если не считать, что пара минут назад в своей руке он держал солидную игрушку, пистолет «ТТ» с глушаком. – Как звать-то тебя, стрелок? – спросил Туманов.
–
Туманов присел рядом на корточки.
– Это мы мигом организуем. Ты даже и не сомневайся, – заверил подполковник, тут же предупредив: – Но только после откровенного разговора. Так что пока твой разум не омрачился, давай, колись, – предложил Туманов. – Для чего ты сюда пришел?
– Я… не могу, – заупрямился рыжий, как ребенок, которого заставляют делать совсем не то, что бы ему хотелось.
– Зря ты так, – как задушевный друг посоветовал Туманов. – Я ведь могу выйти в кухню и подождать, пока ты тут отойдешь в мир иной. Ты стрелял в майора милиции. Кто меня после этого упрекнет в бездействии. Так что лучше очисти свою душу.
– Хорошо, – согласился парень, но не упустил спросить: – Но вы мне обещаете вызвать «скорую»?
– Как это у вас бандитов говорят, без базара. Сразу вызову. Даже и не сомневайся.
– Михалыч мне назвал адрес. Велел положить здесь мужика и его бабу, – кивнул рыжий на дверь, за которой в комнате находилась жена майора Поречных. Ваняшин остался с ней в комнате, приглядывать за ней.
– Ну это другое дело, – одобрил Федор душевный порыв рыжего. – Видишь, какой у нас с тобой хороший разговор получается. А сейчас ты мне быстренько называешь адрес, где нам достать этого злодея Михалыча и можешь считать, что ты уже в больнице.
Рыжий покачал головой.
На лице Федора появилось сожаление.
– Не разочаровывай меня, малыш.
– Я не знаю его адреса. Он мне звонит в исключительных случаях…
– Когда кого-то надо убрать? – догадался Туманов.
– Да, – сказал парень и вдруг повалился на бок.
– Только этого и не хватало. Как некстати, – Федор подскочил к рыжему, потрогал на шее пульс.
Парень был еще жив, просто потерял сознание.
Глава 17
– Милости прошу, – заулыбался Федор Туманов, произнеся это так, словно собирался пригласить Поречных на чарочку.
Павел Захарович Поречных в сопровождение старшего лейтенанта Ваняшина вошел в кабинет. Только тут в кабинете, Ваняшин снял с бывшего майора наручники. Сам Поречных наблюдал за этим безучастным взглядом. Выглядел он унылым. Видно ночь проведенная в одиночной камере подействовала на него угнетающе.
– Ну как вы? – издевательски спросил Туманов, не забыв предупредить, что скоро Поречных переведут в общую камеру и там житье для него будет совсем другое.
– Я готов, – глухим голосом произнес Поречных, не глядя ни на кого.
Грек сидел на стуле у окна, положив нога на
– К чему ты готов? – спросил он.
– К даче показаний. Но хочу сказать сразу, особенного интереса они у вас не вызовут, – сказал Поречных.
Грек на это хмыкнул. А Федор Туманов сказал:
– Вот как.
Поречных кивнул.
– Как не печально констатировать, но именно так.
– Павел Захарович, вы не забывайте, – предостерег Туманов бывшего майора от заблуждений. – Тот рыжий юноша с пылающим взором намеревался вас убить.
– Это его Заславский послал…
– Заславский? – спросил Федор Туманов, пытаясь вспомнить, что где-то уже эту фамилию слыхал.
По-видимому, и Грек принялся старательно ломать голову воспоминаниями, сморщился, но так и не вспомнив, уставился на Ваняшина, говоря:
– Что-то знакомое, правда, Леша?
– Вроде ж это тот мужик, к которому Николаич заходил, когда убили девушку, – молодой Ваняшин оказался проворней своих товарищей.
– Мать твою. Точно, – хлопнул Грек себя по лбу. А Федор Туманов довольно сдержанно протянул:
– Это уже интересно. Дмитрий Михайлович Заславский. Значит, вы знакомы?
Поречных оскалился в неприятной улыбке.
– Давно. Вместе когда-то ментовскую школу оканчивали. А потом наши пути дорожки разошлись. – Бывший майор вздохнул. – Чего уж теперь скрывать. Все равно когда-нибудь это раскроется. Да и надоело держать в себе.
– Ну и поделитесь наболевшим, – по-дружески, посоветовал Туманов, хотя судя по всему Поречных в его совете не очень-то нуждался. По его лицу и так было видно, что человек за эту ночь о многом передумал и сам готов к откровенности.
– А чего тут, – произнес Поречных грустно. – Дело давнее, а помню как вчера. Ведь иногда мы совершаем поступки, о которых забыть всю жизнь невозможно. И расплачиваемся потом за них всю свою жизнь, – сказал он трогательно.
Грека потянуло на сентиментальность. Он вспомнил, как ровно месяц назад ему в метро какой-то мужик нечаянно наступил на ботинок. Ботинки были новые. Грек только надел их, отправляясь со своей гражданской супругой Анюткой в театр. Так он тому мужику чуть морду не набил. Теперь почему-то об этом вспомнил и устыдился. Ведь тот мужик нечаянно оступился на эскалаторе, а такое с каждым может быть, и Грек сказал:
– Грубеют наши души.
Все, включая Поречных, посмотрели на него. А Федор Туманов незаметно для отставного майора погрозил ему пальцем, чтобы Грек не раскрывал без надобности рот, после чего, ласково, как если бы уговаривал девственницу совершить с ним греховный поступок, сказал майору Поречных:
– Продолжайте, Павел Захарович. Мы вас внимательно слушаем.
Поречных вздохнул, причем сделал это так, словно на него навалили целый воз, который ему предстояло тянуть в гору.
– О чем это я? – посмотрел он на Туманова, словно это подполковник тут изливал ему свою душу.