На грани фола (Крутые аргументы)
Шрифт:
еще и ласково.
Зорко следите за своими промахами, судя по грустному или радостному выражению лица собеседника, по его замкнутости или говорливости, повышению или понижению голоса. По возможности, избегайте резких или вялых жестов, неподобающих вашему официальному положению. Вульгарные манеры, суетливость речи и мышления, вычурная мимика - все это отталкивает. Фраза у вас должна усиливать воздействие и надо во время делать паузы. Психологический перевес у того, кто первым навязывает паузу своим молчанием. Отсюда эффект пугающих намеков и опасность выдать себя за Христа-Спасителя. Тут можно ожидать и распятия. Ведь,
Любое ваше явное превосходство над объектом разработки вызывает у него раздражение, поэтому старайтесь не выходить далеко за верхние пределы его интеллектуального и духовного потенциала. Незачем тратить время и силы на споры, когда тот значительно выше вас умом или ниже. Незачем и торопиться с ответами, благо в нравственном отношении право сильнейшего в открытой борьбе весит не больше, чем право хитрейшего в тайной. Если в дуэли при фехтовании нормальным считается использовать отвлекающие противника финты и уловки, то и в схватке умов происходит то же самое. В любом случае не показывайте своего смущения, ибо даже к умным и откровенным начинают относиться настороженно, когда видят их смущенными.
"Цель оправдывает средства!" На этом нетленном принципе строится вся мировая политика, покоится частная жизнь любого из смертных для достижения ими личного блага и выгоды. Как врач без необходимости не признается больному, что тот неизлечимо болен, так и вы оправдываете сына, который в целях спасения отца от тюрьмы дает ложные показания в суде...
В дверь дома Каса де ла Страда кто-то громко и настойчиво стучится.
– Ну, не бог весть что, - замечает человек в твидовом пиджаке.
– Особо нового для себя не увидел. Надо бы только не забыть прихватить стенографическую запись. Может, чем черт ни шутит, и пригодится "на дождливый день".
Быстро сложив листы документа, он кладет их в карман, заходит в комнату личного секретаря Генерала, возвращается и поспешно прячется в шкаф.
В кабинете Лойолы появляются двое высоких, статных юношей в полосатой форме швейцарских гвардейцев Ватикана и один небольшого роста, но весьма упитанной комплекции в черном плаще-накидке со шляпой-треуголкой в руке.
Слуги зовут их за собой наверх.
* * *
Вот такой рассказ получил я по Интернету и перевел с английского на русский. Ну а то, что их сочинение может показаться не законченным, на это у Джулии с Алексеем были свои резоны, о которых мне станет известно позднее.
ЗНАК ДВЕНАДЦАТЫЙ
В Е Р Д И К Т С А М О М У С Е Б Е
Стрелки венских циферблатов бежали неудержимо быстро для Алексея и так незаметно, что его пребывание в гостях у Джулии несколько затянулось. Вот уже увяло лето, пролетела осень, за нею Рождество с разодетыми елочками в каждом доме, красочными декорациями поклонения Иисусу-младенцу и ощущением, будто само Время благоволит людям, окутывая всех и каждого легким, благостным покрывалом неземного покоя.
– Ну как, Алексей, ты доволен, что у нас получилось на сегодня в четыре руки на одном компьютере?
– поинтересовалась Джулия, когда они сидели
– О большем я даже не мечтал, - признался он.
– Мне чертовски приятно с тобой писать на общем для нас иностранном языке. Это, конечно, не лучше, чем секс, но где-то почти на одном уровне.
– Мольто бенэ, это уже неплохо, - засмеялась она.
– И вообще, мне кажется, передо мной сидит человек с моего острова. Вот ты рядом, и я невольно готова делать то, чего не осмеливалась ни с кем другим. У меня такое чувство, будто мы знакомы уже целую вечность. Похоже, буду ощущать себя комфортно, даже если придется заниматься с тобою любовью, как слонихе со своим слоном, раз в три года.
– Зато слон никогда не меняет своей избранницы, - уточнил Алексей.
– А разве я жалуюсь? Вообще-то, ты прекрасно видишь, мне не столь необходима твоя практическая помощь, сколько важно сознавать твою готовность придти на помощь. И делать это абсолютно бескорыстно, даже если я тихо и незаметно, подобно зрелой сливе, вдруг упаду с дерева на землю.
– О чем ты говоришь, Джулия?
– Каждый из нас свободен выбирать, что ему лучше подходит, - заметила она низким, ровным голосом.
– Или, по наивности своей женской, я все ещё принимаю видимость вещей за суть? Вроде бы, нет. Просто, как и большинство женщин, в душе моего подсознания пока остаюсь честной притворщицей на пути к благочестивому самоутверждению.
– И это, видимо, хорошо?
– Это у меня получается как бы само собой. Но больше, наверное, из страстного желания тебе понравиться, привлечь к себе надолго и сделать тебя, если не мужем, любовником или духовником, то моим бамбинелло.
– Звучит приятно, но непонятно.
– Объясняю. Хотя у некоторых женщин, вроде меня, есть склонность к интеллектуальным занятиям, крайне редко возникающее между нами и мужчинами притяжение умов способно сделать нас по-настоящему счастливыми.
– Но все же иногда и такое бывает.
– К сожалению, крайне и крайне редко. Почему? Отнюдь не потому что требуется чрезмерно активная и довольно утомительная работа "лобного места".
– Просто жить хочется как живется, правда?
– Не имеется в виду жить без особых усилий ума. Нет, не это. Я просто хотела сказать, без опасения в один прекрасный день потерять столь прочную внутреннюю связь, по своей вине или по чужой - не важно. Вот отчего и таится в моей душе страстное желание сделать из тебя своего, только своего почти что грудного младенчика - бамбинелло. От матери такого уж точно никому не оторвать. В этом случае женщина готова пойти на всё ради своего избранника и пойти до конца, Понимаешь?
– Каписко, понимаю. Однако, если я правильно распознал женщин, вся штука в том, что они даже способны ради своего избранника опозорить себя перед обществом, но готовы и разочароваться в нем лишь за его весьма неаккуратную манеру кушать за столом в том же обществе. О присутствующих, разумеется, не говорю.
– А если бы говорил?
– То исключительно о себе. Заодно и о тех мужчинах, которые настроены идеализировать женщин, делать из них кумиров, успешно бороться с собственным достоинством и прощать своей даме даже измену, но не прощать ни за что на свете плохо натянутого на ней чулка.