На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»
Шрифт:
— Ладно, — решил вождь. — С краю находится, пусть будет край. Без автономий.
Заодно якобы закрыл краевой центр для иностранцев. Когда демократам пришла пора «открыть закрытый порт Владивосток», в архивах так и не дознались, кто же его закрывал. Десятилетия город продержали под замком безо всяких нормативных актов!
Об этом я пишу так подробно потому лишь, что принципиально важно понять, когда же комфлота Амелько пытался дозвониться на дачу министра обороны… Вы вообще представляете ситуацию, чтобы дежурный генерал Генштаба не дал командующему крупнейшим советским флотом дачный номер телефона министра обороны СССР? Я не могу себе этого представить. Хотя бы потому, что есть полная нелепость, когда бы по московскому городскому телефону Амелько начал докладывать маршалу Гречко о
По столичному негласному укладу, вечером до половины одиннадцатого еще можно звонить даже малознакомым людям, разумеется, трижды извинившись за беспокойство. Но не позже одиннадцати, этого московский менталитет не допускает. Как, впрочем, и чересчур ранних звонков. У меня есть знакомая, которая говорит: «Какая наглость звонить в полпервого утра!» Но это, вы понимаете, «стеб» свободной творческой профессии.
Характерно, что своему непосредственному начальнику Горшкову Амелько дозвонился-таки, уложился во временной «норматив». Но отчего так странно повел себя Горшков? Предположим, их разговор состоялся в половине одиннадцатого. Почему не раньше? Да потому, что во Владивостоке еще половина шестого утра, и Амелько спал, тоже живой человек. — Вот, собственно, ради чего я утомлял вас, читатель, исчислениями временных поясов. А мог ли комфлота спать, зная о приближении американцев? Конечно нет!
Похоже, навтыкал главком товарищу Амелько сто пудов за пазуху: «Сам прошляпил, сам министру и докладывай!»
Это всего лишь моя авторская версия. Имею полное право высказать личное предположение и поэтому прошу не беспокоить исками о защите чести и достоинства.
А может, не совсем так дело было. Горшков понимал, что такая неприятность его тоже коснется, а потому мог подчиненному ход подсказать. В том смысле, что победителей не судят…
Вот почему просил Амелько Чернышова — придите обязательно! Военный совет ему нужно было провести срочно, в ранний неурочный час, заручиться поддержкой «тяжеловеса» из ЦК (сам-то кандидат только второй год) и успеть выгнать корабли в море, пока не проснулась Москва. То есть — до 13 часов по владивостокскому времени.
«Я доложил Военному совету обстановку, разговор с Горшковым, о попытке связаться с министром обороны. В заключение сказал, что я должен принять эффективные меры, и, учитывая, что в это время у нас с США шли какие-то необходимые для СССР переговоры, чтобы им не помешать, решил флот привести в боевую готовность скрытно, развернуть у входа в Вонсан эскадру, в район маневрирования авианосцев развернуть 27 подводных лодок, начать разведку авианосцев с фотографированием разведывательной авиацией, самолетами Ту-95ри с аэродрома Воздвиженка (которые на самом деле базировались в Хороле. — М.В.) Все члены Военного совета молчали — обдумывали. Начал В.Е. Чернышов, который дословно сказал: “Николай (мы с ним дружили), я считаю, что твое решение абсолютно правильно, случись что-либо, тебя обвинят, скажут: а ты зачем там был и бездействовал? Можешь рассчитывать на полную мою поддержку, я уверен, что такого же мнения все члены Военного совета”».
Понял ли Василий Ефимович, зачем его позвали? Да уже с порога все уразумел. Иначе члены Военного совета еще бы долго обдумывали… как собственную корму прикрыть!
«Все согласились, и мы начали действовать. Министру обороны послал подробную шифротелеграмму об обстановке и действиях флота. У меня был телефон для связи с министром обороны Кореи и нашим посольством, но связи не было, видимо, была отключена или повреждена. К Вонсану ушел Николай Иванович Ховрин на “Варяге” с пятью кораблями, ракетными и эскадренными миноносцами».
Их выход не остался незамеченным.
— Нам дали команду оставаться на месте, и несколько дней мы болтались на волнах, с тревогой посматривая в сторону корейского берега. Со стороны Японского моря к нам приближалась целая армада из трех авианосных групп. Нашего командира Кларка вертолетом сняли с борта и доставили на авианосец «Энтерпрайз» для консультаций с командующим ударной группировкой. Нам было страшно за наших парней в корейском плену, но еще. страшнее было наблюдать, как ядерный ад изготовился вырваться наружу… Когда коммандер Кларк вернулся на борт «Баннера», нам дали команду возвращаться в Йокосука. Целых шесть месяцев после этого не велось никаких разведывательных операций с нашим участием. Мы просто бездельничали, оттачивая мастерство игры в пинг-понг.
…От Н.И. Ховрина с борта крейсера «Варяг» штаб Тихоокеанского флота получил донесение: «Прибыл на место, маневрирую, меня интенсивно облетывают “виджеленты” на низкой высоте, почти цепляют за мачты».
У неискушенного в военно-морских делах читателя может возникнуть ложное впечатление, что корабли ТОФ прямо-таки ринулись наперерез коварным янки, готовые своими корпусами заградить вход в Вонсанскую бухту. Это не так.
«Насколько известно, — пишет историк-востоковед В. Ткаченко, — советское военное командование специальных мер предосторожности или изменений режима боеготовности в войсках и на флоте в связи с инцидентом вокруг «Пуэбло» не предпринимало. Однако в силу того, что флоты СССР и США действовали в те годы в тесном контакте, чтобы не упускать друг друга из виду, какая-то часть советских военных кораблей, вероятно, приблизилась к берегам Кореи».
Точнее не скажешь — именно «приблизилась», и не настолько, чтобы разглядеть в бинокль, что подают на ланч командиру «Энтерпрайз». Не зря контр-адмирал Ховрин докладывал только об американских самолетах над головой. Можно ручаться, что авианосца он не наблюдал, по крайней мере визуально. «Энтерпрайз» находился в двухстах милях южнее Вонсана. Плавучий аэродром должен держать дистанцию самосохранения, остальное сделают его самолеты. Буквально на пушечный выстрел американцы не подпустили бы советский крейсер к авианосной группировке. «Виджеленты» легко блокировали бы и попытку ракетного залпа из-за горизонта, где галсировал наш гордый «Варяг».
Не зря, нет, не зря потом Амелько будет подкладывать на стол министру обороны сделанные воздушной разведкой фотографии авианосца «Китти Хок» в Цусимском проливе — вот, мол, как янки от нас драпали! Надо было «замывать хвосты» любой ценой. Пока не проснулась Москва-матушка. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
Амелько понимал, что в столице уже будут умываться и чистить зубы, когда невероятными усилиями ему удастся вытолкать в море эти три десятка субмарин. Сборный отряд дежурных кораблей отдаст швартовы быстрее, но в район подойдет, когда столичный люд уже потянется в метро. Нет, не годится. Не судят только победителей, всех остальных судят и еще как! Нужен результат. И вот поэтому, многократно усиливая риск случайного боевого столкновения, Амелько поднимает полк Ту-16. И эти реактивные бомбовозы пошли над морем на бреющем полете!
«Командующему авиацией флота Александру Николаевичу Томашевскому приказал вылететь полком ракетоносцев Ту-16 и облетать авианосцы с выпущенными из люков ракетами “С-10” на низкой высоте, пролетая над авианосцами, чтобы они видели противокорабельные ракеты с головками самонаведения. 20 самолетов вылетели, впереди — 21-й с А.Н. Томашевским».
Почему же целый полк? Самолет Ту-16К-10 может нести только одну противокорабельную ракету К-1 °C. По советским выкладкам для уничтожения авианосца с кораблями эскорта необходимо истратить не менее 20 ракет с обычными тротиловыми зарядами. Другое дело — со спецбоеприпасом! Тут бы парочки хватило за глаза. Но вскрывать ядерные арсеналы без ведома и согласия всесильного 12-го главка Минобороны не мог даже командующий флотом.