На холодном фронте

Коничев Константин Иванович

— Сожгли.

— Вы совершали первый прыжок с парашютом или же в школе диверсантов вас учили этому?

— Нет, не учили. А одно испытание было. Нашу группу однажды сбросили с заданием взорвать мост в тылу Красной Армии. Снабдили всем необходимым. На самом деле это оказалась хитрая проверка. В сумерки мы приземлились в неизвестном районе и направились в сторону моста, который мы, действительно, видели с самолета. Стали подводить взрывчатку, а в это время подошли к нам немецкие часовые и офицер. И мы поняли тогда, что нас проверяют…

Следственное

дело на Хаулина было выделено в особое производство. Как изменника и шпиона-диверсанта его судили отдельно показательным судом. Судили вблизи переднего края обороны под открытым небом на небольшой лесной прогалине. Военный прокурор, обращаясь к суду и показывая на обвиняемого, говорил резко и требовательно. Но присутствующим бойцам и командирам его речь казалась уже лишней. Вопрос и без того был ясен, решение суда должно быть одно — расстрел. Процесс шел по всей существующей форме уголовного права и процессуальных норм. Обвиняемому дали последнее слово. Он не защищался, не опровергал ни речи прокурора, ни следственных материалов, он просил о снисхождении в мере наказания — заменить расстрел каким угодно сроком тюремного заключения.

— Не надо такого гада хлебом кормить! — послышался чей-то голос из солдатской массы.

Председатель Военного Трибунала постучал карандашом по столу. Тишина. Над лесом резкий ветерок гнал низкие, хмурые облака. Короткий перерыв. Суд удалился на совещание в землянку. Присутствующие не расходились, ждали приговора, а главное, приведения приговора в исполнение.

Хаулин сидел на скамейке и тупо, немигающими глазами смотрел себе под ноги. Когда зачитывали приговор, он не вникал в его суть. Ждал последних, заключительных слов.

… Расстрелять. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит…

Через две минуты в кустарнике треснули автоматы.

— Готово. Списан, — проговорил один из бойцов, — собаке собачья и смерть…

22. Хозяин нашелся

Летние фронтовые будни шли своим чередом. Карельское лето коротко, но зато солнце светит круглые сутки и в разгар белых ночей почти не успевает зайти за горизонт.

В один из таких дней в добром настроении я с Найденышем совершал прогулку по Ухтинскому тракту. Шел я медленно, любуясь на обширные поля, поросшие зеленой ботвой картофеля, и сердце радовалось за будущий хороший урожай. — «Все же хоть и не велико дело сделали, а поддержка есть» — думал я, проходя дальше и осматривая уходящие к окраине леса длинные полосы капусты, квадраты волнистого овса и ячменя. А умный пес, высунув язык, тихонько бежал и бежал впереди меня.

Из-за поворота шоссе выскочила запыленная легковая машина комдива. Поравнявшись со мной, она остановилась. Вышли двое: комдив и с ним подполковник в форме пограничника. Поздоровались.

Полковник улыбаясь заговорил со мной:

— Везу для вас две приятные новости: первая — командование армии от имени правительства наградило вас орденом Красной Звезды. Поздравляю.

Я ответил, как положено.

— Вторая

новость — вы получаете новое назначение. Тот генерал, который был у нас, настоятельно порекомендовал вас в адъютанты к одному большому начальнику одного из отделов штаба армии.

— А вот за эту новость не знаю, стоит ли кого благодарить? — расстроенно ответил я. — Мне и здесь не плохо.

— Ничего не поделать, приказ подписан, я тоже за то, чтобы вы были здесь. Сами знаете — начальство. Против не попрешь…

— Скажу по совести, это меня не радует. Тот генерал ошибается: из меня адъютант, простите, как из коровьего хвоста безмен…

Подполковник в пограничной форме с любопытством издали наблюдал за собакой. Вдруг остановился и, дернув меня за рукав, нетерпеливо спросил:

— Это ваша собака?

— Моя.

— Собственная?

— Собственная.

— Интересно. Вот посмотрим, ваша ли? — Подполковник по-ребячьи сунул два пальца в рот и свистнул. Собака насторожилась. — Казбек! Казбек! — закричал он.

Сначала собака застыла на месте, потом припрыгнув, со всех ног понеслась на зов подполковника и бросилась ему на грудь.

— Казбек, чорт этакий, где ты столько пропадал?! — Казбек виновато подвывал, ласкаясь, лизал руки у своего старого хозяина.

Я рассказал, как собака ко мне попала.

— У меня его в Кеми украли и вот уж никак не ожидал, что найду, — сказал подполковник, обнимая собаку.

До чего мне стало жалко расставаться с Казбеком-Найденышем.

— Вот вам, товарищ капитан, от меня на память, — подполковник отстегнул от ремня изящный с разноцветной наборной ручкой финский нож. На конце рукоятки в виде набалдашника чьей-то умелой рукой была сделана и привинчена серебряная собачья голова, а на блестящем лезвии любовно и тонко выгравировано, как имя близкого друга — Казбек.

Я не мог и не пытался отказаться от подарка. Казбек, видно заметив мою грусть, вдруг, виляя хвостом, подошел ко мне, встал на задние лапы, передними уперся в грудь и лизнул мою щеку.

— Ах, ты, чорт этакий! Ну, прощай, Найденыш, прощай. Казбек, ступай к старому хозяину, — сказал я, гладя его.

Трогательно и вежливо, совсем по-дружески Казбек сунул мне левую лапу, покрутил головой.

Честное слово, в эту минуту у меня чуть-чуть слезы не выступили.

За Казбеком хлопнула автомобильная дверка. Он деловито уселся, видимо, ему было привычно ездить в машине со своим хозяином.

— Может с нами поедете обратно? — спросил комдив.

— Нет уж, лучше я здесь поброжу.

— Броди, броди, только на чужих собак не зарься, — пошутил он, и машина сорвалась с места.

Возвратись в землянку, я первым долгом поделился с Ефимычем всеми новостями.

— От души поздравляю с наградой. Пусть будет не последняя. Ужели, товарищ капитан, теперь нам придется расстаться? — тоскливо спросил связной.

— Придется, Ефимыч. По новой должности мне связной не полагается. Ты мне пиши. Быть может еще и встретимся.