На каменной плите
Шрифт:
Все знали, что Адамберг любил гулять в одиночестве, чтобы ловить свои разлетающиеся мысли.
– Неплохая уловка, – сказала Ретанкур, поднимаясь в вагон. – Но что вы будете делать с рыбой, которую поймаете?
– Не будет никакой рыбы, Ретанкур.
– И как же вы это объясните?
– Скажу, что выпустил ее обратно в реку.
– Это будет выглядеть странно, – заметил Ноэль.
– Лейтенант, я вообще выгляжу странно. Это удивит их не больше того, что вытворяет Норбер де Шатобриан.
– Что именно? – полюбопытствовал Вейренк.
– Он каждое утро ходит в лес и собирает грибы,
– Он чокнутый? – спросила Ретанкур, для которой в сфере психологии все делилось только на черное и белое.
– Ничуть. Может, эксцентричный, но скорее я назвал бы его любителем побродить, или помечтать, или сбежать подальше от людей, или все это вместе. Ежедневно собирать по утрам грибы – это способ скрыться от мира. Ведь этот человек, ко всему прочему очень милый, вынужден весь день выставлять себя напоказ перед толпами туристов, специально приехавших – в том числе из-за границы, – чтобы на него поглазеть и сфотографироваться с ним. Любой захотел бы сбежать от такого давления и связанного с ним дискомфорта.
– Он и вправду поразительно похож на своего предка писателя? – спросил Меркаде.
– Не просто поразительно – сногсшибательно. Это неразрешимая загадка. Я не стал заострять на этом внимание во время совещания, потому что остальных сотрудников это не касалось. Но вот портрет нашего великого писателя, написанный в 1809 году, – сказал Адамберг, передавая коллегам книжечку, подаренную ему Маттьё. – Здесь Шатобриану около сорока лет.
– Красавчик, – заметила Ретанкур.
– А вот фотография Норбера примерно в том же возрасте, мне ее дал комиссар.
Вейренк переводил взгляд с одного портрета на другой, онемев от изумления, как и его коллеги.
– Идеальная копия, – прокомментировал Адамберг. – Норбер, безусловно, потомок своего предка Франсуа Рене, но нетрудно понять, что такое сходство спустя много поколений не может не завораживать и что Норбер всеми силами избегает публики. Кстати, хочу заранее вас предупредить: когда вечером увидите его в трактире «Два экю», где он ужинает – фотографировать там запрещено, – не показывайте, что узнали его. Больше всего на свете ему нравится, когда его не узнают и разговаривают с ним как с обычным человеком.
– Его можно понять, – пробормотал Вейренк, не в силах оторвать взгляд от двух портретов.
– Хозяин, светловолосый великан, ничего от него не скрывает и наверняка скажет ему, что мы полицейские, присланные расследовать дело, в котором он замешан, поэтому он наверняка подойдет с нами поздороваться и представиться. Не показывайте, что вы удивлены, и не разглядывайте его.
– Понятно, – ответил Ноэль, – постараемся.
– Вы даже толком не взглянули на портрет писателя, – упрекнул его Адамберг.
– Потому что прекрасно его помню, – возразил Ноэль с насмешливой улыбкой. – «Замогильные записки» были настольной книгой моего крестного, потом она досталась мне. В книге был этот же портрет. Ее я прочел дважды. И до кучи еще «Рене» и «Атала». Это вам о чем-нибудь говорит? Ведь из-за того, что я человек прямой, выражаюсь иногда грубо и реагирую быстро и жестко, вы все, кроме Ретанкур, считаете меня дикарем, годным лишь на то, чтобы бить морду преступникам. Так вот, я вовсе не
– Никто о вас так не думает, Ноэль, – произнес Адамберг ласковым, вкрадчивым голосом, и лейтенант тут же успокоился. – Если кто из нас и дикарь, так это я. До приезда в Комбур я ничего не знал о Шатобриане, разве что его имя.
– А мне показалось знакомым название города – Комбур, – задумчиво проговорила Ретанкур.
– Мне тоже, но только название, и ничего больше, – добавил Меркаде.
– Значит, вам, Ноэль, поскольку вы хорошо помните лицо писателя, как и тебе, Вейренк, надо особенно крепко держать себя в руках, когда сегодня вечером вы увидите его потомка.
Глава 9
Когда они прибыли, комиссар Маттьё уже ждал их на вокзале. Мэр Лувьека сделал все в лучшем виде и очень быстро. Он придумал поселить их в муниципальном здании, бывшем пансионате для престарелых. Там была просторная общая комната, выходившая на луг, кухня, десять спален на втором этаже, в каждой туалет и душ со стоком в полу и поручнями, чтобы держаться. Разумеется, по краям кроватей имелись бортики, защищавшие от падения. Все сверкало чистотой и, судя по всему, прошло полную санитарную обработку. Когда команда освоилась в доме, время уже близилось к восьми.
– Обход хозяйственных магазинов в Ренне дал какие-нибудь результаты? – спросил Адамберг, раскладывая свои вещи.
– Дал, и неплохие, – сообщил Маттьё и улыбнулся. – Ты был прав: куплено четыре ножа в четырех разных местах. Все с серебряными заклепками. Четыре! Ножи марки «Ферран» – самые дорогие на рынке, их спрашивают нечасто, а потому этого типа заметили, тем более что он всюду появлялся в одном и том же виде.
– Четыре… Он планирует еще три преступления! А поскольку это один и тот же человек и покупки он совершал в разных местах, он явно очень осторожен и у него вполне определенные кровожадные намерения. Он наверняка изменил внешность. Как он выглядел?
– Свидетельские показания неточны, но некоторые детали совпадают. Среднего роста и среднего возраста, зато голова примечательная.
– Это необходимо, чтобы скрыть истинное лицо. Волосы рыжие?
– Нет, с проседью. Зато усы, брови и козлиная бородка рыжие. Пузатый, толстощекий, цвет лица красноватый, на крыле носа красная бородавка. Одежда неприметная, серая, слегка полинявшая, матросская блуза и старая морская фуражка. В Лувьеке ни один мужчина не одевается как моряк, это не рыбацкая деревня. Все продавцы обратили внимание на его непрезентабельный костюм: как-никак такой нож стоит больше сорока евро.
– Великолепно! Маттьё, все это делается легко. Накладной живот, пухлые красные щеки, немного золы на волосы, краска на водной основе для бровей и усов, а бородавка – комочек подкрашенного клея. Скорее всего, краску он заказал в крупном интернет-магазине. Купив ножи, зашел в туалет в большом кафе, снял грим и переоделся. Так что у него наверняка была с собой сумка или рюкзак.
– Да, забыл сказать. У него на одном плече висел морской рюкзак.
– Он спрятал туда свои шмотки, живот, морскую фуражку, бородавку, принял обычный вид и отправился в обратный путь. Не так-то просто избавиться от объемистого рюкзака средь бела дня.