На краю света. Подписаренок

Ростовцев Игнатий Гаврилович

Когда стали окончательно примеривать свои дела с этой поездкой, сообразили, что им придется взять с собой еще одного человека, чтобы оставить его с лошадями на зимовье. Тогда стали думать, кого бы взять туда с собой, и как-то все сразу сошлись на том, что лучше дяди Гарасима им никого на это дело не найти.

А дядя Гарасим последнее время опять вошел в трезвую полосу жизни, возвратился домой и, до поры до времени, хорошо помогал семье по хозяйству. Охотники понимали, что никто лучше его не может обезопасить их от худого взгляда, от наговоров и приворотов и в Кульчеке, и в Устуге, через который им придется проезжать туда и обратно.

Дядя Гарасим охотно согласился

ехать с нашими охотниками в тайгу, но оставаться там одному в зимовье на несколько дней отказался. Сослался на то, что он не таежник и к этому делу не привержен. А потом, мало ли что в тайге может приключиться. Можно захворать, во время большой непогоды может пришибить деревом, конь может лягнуть. И вообще, сидеть одному в тайге целую неделю, хоть и в зимовье, очень сумлительно. Тогда решили кого-нибудь еще прихватить туда и надумали взять с собой меня. Из Устуга до самой Ямной придется протаптывать дорогу. Вот и решили приоделить меня на это. А в Ямной буду ходить за лошадями, помогать во всем дяде Гарасиму.

А пока спешно начали рубить маральник и сварганили его за три дня. За это же время закончили все сборы к выезду в большую тайгу. Насчет охотничьего снаряжения давно обо всем уж договорились. Каждый должен был взять легкий топор в натопорне, четыре новых рушника, четыре новых длинных сыромятных ремня, новые вожжи, сухарей, вяленого мяса и соли на десять дней. На всякий случай решили прихватить две пары запасных лыж, поперечную пилу и одно ружье. Может, где удастся подстрелить глухаря. Да и так с ружьем как-то спокойнее.

Хотя в Ямной у отца с Федотом Саетовым, как и в Большом Ижате, еще с прошлого лета был накошен и сметан небольшой копешок, тем не менее решили взять с собой на каждые сани по две копны хорошего сена, по мешку овса на лошадь и достаточный запас печеного хлеба. Накануне отправки в тайгу отец съездил в Кому в монополку и привез на всех по бутылке спирта.

Я очень обрадовался, когда узнал, что поеду в большую тайгу. Даже немного возгордился этим, так как никому из моих сверстников не приходилось еще там бывать. Ближнюю тайгу мы знали хорошо. Все покосы по Безкишу, в Сингичжуле, в Каменном, в Андачжачихе считаются у нас таежными. И действительно, рядом с расчищенными местами там наросло такое, что ни пройти ни проехать. И медведи ходят там по нашим покосам все лето. А большую тайгу я видел только издали.

Прошлое лето было у нас очень засушливое, и трава на покосах везде выгорела. Так что сено почти всем пришлось косить в тайге. И вот тятенька нашел за Безкишенским хребтом на самой вершине горы Блечи хорошее место с густой сочной травой, копен на сто. Развеселое место. Обозрение кругом — насколько глаз хватает. До самого Подкортуса. Косишь да все посматриваешь в ту сторону. А там в дымке бесконечная синь с разными переливами. В одних местах темнее, в других светлее. Там и Солба, и Убей с Большим и Малым Ижатом, и Устуг. А за ними Сисим с десятками притоков — это и есть большая тайга. Пока мы косили да убирали там сено, я все время любовался на большую тайгу. Действительно, она огромная… как море. И какая-то торжественная. Говорят, ей и конца нет. Во всяком случае, никто этого конца у нас не знает, никто до него не доходил, хотя и охотились там за соболем верст за сто и более. Вся эта большая тайга выглядела с вершины Блечи необъятной. И где-то далеко-далеко по ее краям уходили в небо огромные задумчивые горы.

И вот теперь мне предстояло везти наших охотников в эту самую большую тайгу и ждать их в Ямной на зимовье, может быть, день, может, два, а может, целую неделю, пока они не поймают в Сисиме своих маралов.

Ехать

туда я, признаться, побаивался. Из всей артели, не считая отца, свои только дядя Илья да дядя Гарасим. А Федот Саетов, Елкин и Тимка Бабишов — люди чужие. Кто их знает, как они там на меня посмотрят… Елкин, как я это приметил, все больше молчит да сосет свою трубку. Значит, при случае может здорово отматюгать. Знаем мы этих молчаливых мужиков. Тимка Бабишов все скалит зубы да гогочет. Значит, при случае будет дразнить да высмеивать. А Федот Саетов не молчит, и не ругается, и не жалуется на свою разнесчастную жизнь, как наш дядя Илья, а говорит негромко, как бы сам с собой. Артельщики слушают его очень уважительно и считают вроде как бы за старшего. Хотя годами он моложе их. В общем, получалось, что Федот Саетов мужик очень хороший. Но кто его знает, как он там на меня посмотрит. А топтать дорогу, оставаться с лошадьми на зимовье — с этим я запросто справлюсь. Пилить, колоть дрова, развести костер, выпрячь и запрячь лошадей — это дело для меня тоже привычное. Лишь бы ихние кони были такие же смирные, как наши.

Ехать решили цугом в первый день после николина дня, с расчетом передневать в Устуге и уж оттуда отправляться в эту самую Ямную. В сани решили запрячь Рыжка дяди Ильи, а нашего Гнедка поставить в постромки. Вечером дядя Илья принес к нам все свое снаряжение, а потом заявился и дядя Гарасим. Сразу же по приходе он стал помогать отцу в сборах, во все вникал, обо всем дознавался. Конон тоже помогал собираться. После нынешней поездки в большую тайгу он возомнил себя уж настоящим таежником и все время старался вставить свое слово в разговоры взрослых об охоте. Я же состоял при этих сборах сбоку припеку. Мамонька сразу же заметила это и велела мне ложиться спать. Выезжать-то придется в полночь.

И действительно, ночью меня разбудили. На дворе уж стояли в упряжке кони. Все охотничье снаряжение и провиант были уложены в воз под сено. И Гнедко действительно был запряжен в постромки впереди дядиного Рыжка. Отец, дядя Илья и дядя Гарасим сидели за самоваром и поджидали Федота Саетова и остальных своих напарников.

Вскоре к дому подъехали сани, и через минуту Федот Саетов, Иван Елкин и Тимка Бабишов ввалились в избу. Ну, тут наши встали из-за стола и начали оболокаться в дорогу.

Перед самым выходом из избы дядя Гарасим долго читал перед образами какие-то молитвы. Все охотники в полном снаряжении тоже стояли перед иконами. Внапоследок перекрестились раза по два и пошли на двор.

Деревню проехали тихо и спокойно. Ни один человек нам не встретился, ни одна собака не тявкнула. На небе вызвездило. Встречный ветер обжигал лица. Но к этому все были привычные. Дорога поначалу была наезженной и укатанной, и кони бежали без понуканий крупной рысью. А как свернули на Безкишенский хребет к Устугу, тут дорогу уж перемело. Тут уж все стали полагаться на нашего Гнедка, который шел впереди в постромках, на его чутье и сноровку не сбиться с заснеженной дороги в глубокий сугроб.

В Устуге передневали, чтобы подкормить лошадей к тяжелому переезду в Ямную. Деревня Устуг маленькая. Живут там расейские из Витебской и Могилевской губерний, живут плохо. Кругом высокие горы и непроходимая тайга…

На следующий день раным-рано мы выехали в Ямную. Версты через две за деревней торная дорога кончилась. Дальше надо было ехать уж целиной. Тут мне пришлось садиться на Гнедка и на нем уж топтать дорогу. А наши охотники сидели в санях, курили и спокойно посматривали по сторонам. Слезать с саней и по горло купаться в снегу им сегодня не полагалось. Надо было беречь силы на погоню за маралами.