На круги своя...
Шрифт:
– М-м-м… – подал голос Леший, улыбнувшись, и Айя, сев рядом, прижалась к своему безмолвному родителю.
Годы и горе состарили его. Мужские руки все больше тряслись от старости. До груди опустилась клиновидная борода, а на сухом лбу темнела россыпь пятен. По лицу плелась сеть сухих морщин. Он все еще плел корзины. Работа его стала медленнее, но сухие руки упрямо и туго переплетали ивовые прутья. Иногда старик останавливался и счесывал с облысевшей головы шелушащуюся кожу. Иногда он старался подпеть Айе, выводя дрожащим голосом верную мелодию, а еще он всегда улыбался. Вокруг светлых глаз, познавших горе, кривились лучики добродушия, и девушка знала – на свете
В деревне Лешие появлялись, но очень редко и с некоторых пор всегда тайно, навещая лишь хозяина лавки, как правило, чтобы обменять дичь и корзины на что-нибудь необходимое. Зимой Айя выслеживала собольков, а осенью приносила грибы. В хозяйстве Леших была одна единственная коза, выменянная на шкуры, и пара куриц-несушек, но живущим тем, что давал лес, большего было и не надо.
Люди…
Айя боялась их ровно настолько, насколько они казались ей интересными. Скрываясь в зелени, она наблюдала за охотниками, рыбаками и теми, кто проходил лесными тропами, повторяя услышанные незнакомые слова и какие-то жесты. Говорить и считать ее научили в деревне – одна старуха, Гаэлле. Леший приносил женщине ягод и какие-то травы, а она болтала с Айей, пытаясь научить ее штопать, да готовить. Женщина рассказывала ей о женских тайнах, о травах и пела красивые песни, имея мысль оставить ребенка себе. Она попыталась приманить девочку гостинцами да игрушками. Обещала подарить ей красивую куклу, но дикарка, услышав о цене прекрасной жизни, наотрез отказалась покидать лес и отца, грозясь больше никогда не приходить. Гаэлле отступила. Тайно Айя ходила еще какое-то время к ней, а потом старуха исчезла.
– Люди злы и лживы. Никогда не забывай об этом, – сказала она перед тем как пропасть, и Айя помнила.
Люди были злыми… Особенно с теми, кто не мог себя защитить. Видя, как его дитя старается сплести из соломы подобие человеческой фигурки для игры, одним днем Леший вновь обрядился в свой выцветший костюмчик. Обменяв корзины на монеты, он пошел на ярмарку, распугивая народ. Там он купил куклу с красивой головкой, разукрашенной красками, потратив все, что у него было. Неся ее подмышкой, он светился от счастья, и в этот момент толпа детишек забросала Лешего тухлыми яйцами. Прикрываясь рукой, он мычал, прося прекратить, но они продолжали. Когда кончились яйца они кидались землей и дразнились – Леший! Леший!
Никто не остановил их. Кто-то даже подбадривал сорванцов, мол, нечего юродивому нос казать в деревне.
Вернулся старик весь перепачканный, но гордый. Из-под полы заляпанного костюма он достал куклу, светясь от счастья, и Айя горько заплакала, догадавшись, что произошло. Она запретила ходить отцу в деревню, и куклу ту берегла как зеницу ока, повторяя себе как заклинание – люди злы и лживы.
– Если этот еще раз появится у реки, я его закидаю глиной. – уверенно сказала Айя, наливая похлебки отцу. – Даже стрел на него тратить не буду.
– М-м-м…
– Да! Именно так я и сделаю, если он опять придет. Я пойду туда сегодня. – отец попытался ей возразить, но девушка лишь вздернула лисьим носом. – Я пойду. И проверю… А ты, пожалуйста, отдохни.
Взяв колчан и лук, повесив через плечо суму, девушка уверенно пошла к реке, в тайне надеясь встретить кого-нибудь у серого камня.
***
Калеб вошел в лес и, прислонившись к березе, задрал голову. Солнце игралось в ажурной многослойной листве, и глаза слепило от пестроты светло-зеленых пятен. Птицы изощрялись в своих переливах. Подул ветерок, сбивая с
Нынче он был в лесу, и все эти окружные постулаты, раскатные проповеди, казались такими далекими и немощными. Здесь они будто не действовали, и он тут же вдохновился этой свободой.
Он не мог не прийти. Сегодняшним утром Калеб проснулся в твердой уверенности, что должен это сделать. Потому, что хотел. Потому, что надеялся, что придет к лесной реке не один.
Петляя по тропе, Калеб увидел вчерашний желудь. Может, и не вчерашний, но именно отсюда они услышали голос той девушки. Нынче песен Лешей слышно не было, но он, все равно, пошел в сторону реки. Он дошел до нужного берега, и, оступившись, скатился по земляному валу, шумно приземлившись на закруглившуюся от воды гальку. Раздался звук – будто ударились два черенка, и он огляделся, лицом к лицу столкнувшись с Лешей, переходившей павшее дерево.
На мгновение они замерли от неожиданной встречи, на которую оба в тайне и надеялись. Девушка покраснела, но тут же взяла себя в руки и свирепо нахмурилась, грозно сжав в руке лук. Калеб лишь выпрямился, стыдливо поймав себя на том, что раскрыл рот от удивления, как какой-то дурачок. Он улыбнулся и поправил ткань, которым была накрыта корзина.
Лешая выставила ногу вперед, собираясь занять боевую стойку. Вернувшийся чужак не шевелился, обезоруживая своим бездействием, и она, не меняя своего свирепого настроя, с интересом разглядывала его. Калеб едва щурился – от реки отсвечивало солнце, игравшееся в его светло-русых волосах, и он все молчал, ожидая, что девушка первая заговорит.
– Это ты вчера был здесь? – Спросила Айя, едва не прокричав. Калеб усмехнулся, а ее уж очень разозлила эта его добренькая ухмылка.
– Да.
– Ты смотрел, как я купаюсь? – Сжала она лук в руке. – Признавайся.
– Да, – девушка сердито расширила ноздри, но вопреки этому свирепость ее почему-то стала сходить на нет.
– Старуха Гаэлле говорила, что не хорошо, когда мужчина смотрит на голую женщину.
– Извини… – все что выдавил из себя паренек, продолжая улыбаться. Я просто глаз не мог оторвать – едва не ляпнул он, но за такое уж точно мог получить стрелу. Лешая, видимо, ожидала каких-то слов от него, но, не дождавшись, заговорила опять.
– Ты забрал мою утку…
– Ах да. Это была хорошая утка, – Калеб порылся в корзинке. – Я принес твою стрелу, и… Кое-что еще.
– Что?
– Не скажу… Пока ты не опустишь лук.
Она долго колебалась, но все же опустила свое оружие. Калеб приподнял полотенце, укрывавшее корзинку, но тут же его опустил и заулыбался. Айя опять зло раздула ноздри из-за его улыбки, на секунду отвлекшись на свое любопытство. Ей что-то принесли, и ей было безумно интересно и безумно… боязно. Ведь принес этот дар чужак.
– Хм… Все равно, не скажу. – Подразнил девушку паренек, спрятав корзинку за спину. – Придется подойти и посмотреть самой.
– Думаешь, я глупая?! Я – охотница! Я сама расставляю ловушки и силки.
– Я не расставляю тебе ловушку.
– Очень похоже. – В ее голосе послышалась обида, и Калеб подошел поближе, поставив корзину на бревно. Девушка шагнула от него назад.
– Я хотел просто поговорить.
Айя подозрительно огляделась.
– Зачем?
– Просто… Неужели я такой страшный?