На Лене-реке
Шрифт:
— Мама, посмотрите, пожалуйста! Я чувствую, на спине морщит.
Клавдия Васильевна выглянула из кухни, в руке у нее была мясорубка. Людмила прошлась перед нею и остановилась, вопросительно глядя через плечо.
— Нет, Люсенька, не морщит. Хорошо, по-моему… Очень хорошо.
— Ах, — вздохнула Людмила с легкой гримаской, — вам ведь всегда все хорошо… Ну где же этот несносный Андрей? — воскликнула она, взглянув на крошечные ручные часики с ажурной золоченой браслеткой.
— Идет, идет, — ответила уже из кухни Клавдия Васильевна.
— Андрей,
— А что, разве я так долго? Мне показалось, что я пробыл в цехе всего несколько минут.
— Несколько минут, — с упреком повторила Людмила, — нас, вероятно, уже заждались. Переодевайся скорее. Ну что ты застыл как вкопанный?
— Понимаешь, Люся, — нерешительно начал Андрей, — не смогу я пойти сегодня.
— Что такое? Почему?
— Я должен закончить свою статью.
— Статью?
— Я тебе рассказывал, статью для газеты.
— Ах, эту заметку для газеты, — пренебрежительно отмахнулась Людмила. — Какое важное дело! Я думаю, ордена тебе за нее не дадут и ничего в окружающем мире не изменится, если эта статья не будет написана.
— А что изменится в окружающем мире, если я не пойду сегодня в гости?
— Ты, право, смешной. Как я пойду одна? А мне обязательно нужно. Я должна показать Лиде платье. А то эта гранд-дама, супруга Сергея Сергеевича, тоже шьет такое же, и я совсем не хочу, чтобы про меня говорили, что я копирую ее фасон.
— Да, это, безусловно, очень важное дело, — иронически согласился Андрей.
— Уж, конечно, важнее твоей газетной заметки. Хоть бы уж стихи писал, куда ни шло, — Людмила рассмеялась. — А то тратить выходной день на пустяки. Заметку, в газету напишет любой сапожник с вашего завода.
Андрей вспыхнул и хотел ответить очень резко, но почувствовал, что дело идет к ссоре, и сдержался.
Вечер провели в гостях, а статью дописывать пришлось ночью.
Статья Перова «О технологической дисциплине» была напечатана в областной газете. В ней говорилось, как коллектив цеха борется за внедрение устойчивой технологии и что ему в этом мешает.
На заводе оживленно обсуждали статью.
— Здорово тебя начальник прищучил, — говорил Мишка Седельников Сычеву, поддевая из зольника тяжелым багром набухшие хрящевидные шкуры. При этом круглое его лицо расплылось в улыбке.
— Здорово, здорово, — ворчливо отвечал Сычев, нагибаясь, чтобы дотянуться клещами до шкуры, — ты подавай шкуру как следует, а то как бы я тебя не прищучил вот клещами!
— Что, не нравится? — ухмылялся Мишка. — Или правда глаза колет?
— Не выколет, — отвечал Сычев, рывком выдергивая тяжелую двухпудовую шкуру из чана. — Правда только такому лоботрясу, как ты, глаза колет. Правильно Андрей Николаевич написал, что в нашей бригаде тоже халтурить стали. Значит, признать вину надо и исправить, а не зубы скалить. Так-то вот! Ну, давай, давай, шевели багром!
Главный инженер завода, Максим Иванович, остался очень недоволен статьей. Перов всегда раздражал его своей резкой
— Не понравилась мне ваша статья, Андрей Николаевич! Уж очень вы много на себя берете, — Максим Иванович пригладил взъерошенные жидкие волосы, — у всех ошибки, все работать не умеют. Читаешь и думаешь: «Вот все шляпы и ротозеи, один автор молодец и умница». Хвать, дальше оказывается, и автор не умеет работать. Так же ошибается, как и все. Где же логика у вас, уважаемый? Раз сами так же работаете, как и мы, грешные, чего же нас учить? Зачем становиться в позу этакого глашатая истины, апостола?
Последняя фраза задела Андрея.
— Я не апостол, Максим Иванович, а такой же коммунист, как и вы! Только почему-то на вещи мы по-разному смотрим. Вы меня в отсутствии логики упрекнули, а ваша логика какова? — разгорячился Андрей. — По-вашему, критика — это привилегия только тех, кто сам не ошибается, так я вас понял, но это же чудовищная нелепость и вредная к тому же нелепость. На практике ваша логика — это новая заповедь «не критикуй». Что же, по-вашему, лозунг партии о самокритике — это не для нас с вами?
Через несколько дней на страницах газеты начали появляться отклики — письма рабочих и инженеров других предприятий города.
Заметили статью также в управлении и в горкоме.
Начальник управления Самоходов, прочитав статью до конца, сказал: «Выдвигается парень!»
Секретарь горкома Еремеев подумал: «Человек работает, думает и растет!»
Глава десятая
Разговор происходил в цехе, около мездрильной машины.
— Нет, Андрей Николаевич, тут чинить больше нечего. Новый вал надо. Этот свое отслужил.
Механик говорил медленно. Очень высокий, сутулый, он производил впечатление человека слабого телосложения, хотя на самом деле отличался физической силой. И, как большинство очень сильных людей, был нетороплив и немногословен.
Слова механика озадачили Андрея. Создавалось безвыходное положение: запасного вала не было.
— Нельзя ли, Кузьма Никитич, все-таки подремонтировать этот вал? — не совсем уверенно произнес Андрей. Он и сам хорошо понимал, что механик прав.
— Вот посмотрите, — Кузьма Никитич положил руку на пневматический вал, — полный износ. Резина не выдерживает давления.
— Что же будем делать?
— Новый вал надо, — повторил механик.
— Кузьма Никитич! Подумайте, что вы говорите. Новый вал!.. Вал нам, конечно, выделят. Но как его доставить в Приленск теперь, зимой? Очень уж далеко мы живем от железной дороги. Вал придет только после открытия навигации, в лучшем случае в конце июня. Надо ремонтировать этот вал.
— Говорю же, нельзя, — Кузьма Никитич укоризненно посмотрел на Андрея: как, мол, можно не понимать таких простых вещей? — Тут не ремонтом пахнет.