На любителя
Шрифт:
Утром в воскресенье мать растопила баню, стала убираться в доме, а Данила пошел полить с утра грядки.
Сквозь рядки редиса на грядках пробивались слабые морковные росточки, а редис уже стала мать выдергивать потихоньку. Данила тоже выдернул парочку редиса, окунул в лейку с водой, отломал листья и, грызя редиску, стал поливать, как маятником, раскачивая рукой.
На другой грядке ползли по
Данила, проходя мимо картофельных рядов, присел возле одного бугорка, воровато оглянулся на двор – стоит ли там мать, убедился, что никого нет, чуть-чуть раскопал землю и тронул рукой картошку. Она лежала в земле глубоко, в золе, но корней на ней еще не прощупывалось. Даниле даже показалось, что картошка теплая.
Он зарыл опять землю, провел рукой по бугорку, чтобы не было видно следов раскопки, и с невозмутимым видом пошел к следующей грядке с едва заметными ростками кабачков и тыквы.
Даниле всегда удивительным казалось, что вот посадишь семечко, поливаешь его, глядь – вырос росточек, глядь – уже завился по земле змейкой, глядь – под листвой уже зреет кабачок, похожий на переросший гладкий огурец, а потом уже и не глядь, а просто спотыкаешься об зеленую дубину на тропинке. А между тем вроде каждый день ходишь, поливаешь и ничего такого не замечаешь удивительного.
Мать, повязав волосы платком, ушла чистить стайку, а Данила схватил в кладовой пыльную и со сломанными зубами расческу и отправился к линяющему псу, который, увидев хозяина с зубатой деревяшкой, обрадовался, лег на спину, выставив миру линяющий и в клочьях шерсти живот.
Данила всегда счесывал шерсть с Тузика. Они с матерью собирали потом эту шерсть, мать кому-то относила, а потом приносила уже пряжу, из которой можно было чего-нибудь связать.
Тузик даже повизгивал от удовольствия, пока Данила, с трудом переворачивая его, обчесывал со всех сторон клочья и спихивал их в небольшой мешок холстяной.
–Опять ты его чешешь? – мать, разматывая платок на голове, вышла из стайки.
–Чешу, – ответил Данила, усердствуя на правом боку чересчур лохматого сторожа.
–Глядишь, к осени наберется опять или со следующей еще весны, –
–Мам, а ты в город скоро поедешь?
–Не знаю. Дед соберется, тогда, может. Ехать-то все равно надо. Тебя обувать, одевать, – ответила мать. – Как ты только эту зимы отходил, поражаюсь.
–А тебе перчатки надо. У нас все учительши в перчатках ходят, – заметил Данила.
–Да я-то не учительша, зачем они мне. Карманы есть, – ответила мать. – Осенью тепло еще.
–А ты меня в город возьмешь? – спросил Данила.
–Возьму, если баловаться не будешь. Примерять же все надо, на глаз брать уже не то, – ответила мать.
–Это хорошо, – сказал Данила.
–Ну-ка, Даня… Сбегай-ка, прикрой калитку. Никак отец по улице идет… – мать прищурилась, пригляделась. – Ну да.
Данила скорее побежал запирать. Еще чего, опять будет скандалить.
«Все воскресенье испортит и мама опять грустная будет», – подумал Данила.
Он закрыл калитку и в щелку в заборе глянул на улицу. Правда, по улице отец шел. Судя по походке, был он трезв или не слишком пьян, но прошел почему-то мимо их дома дальше по улице.
–Мимо прошел, – возвестил Данила, вернувшись к матери.
–Кончал бы, и так всю плешь проел, – проворчала мать. – Пойду баню проверю.
Данила кончил чесать Тузика, переоделся и тоже отправился с матерью чистить стайку.
Вечером уже помылись и сели после бани пить чай.
–Обстричь тебя надо, – разогревая чай, сказала мать. – После школы, наверное, к бабушке тебя поведу.
–Давай, – Данила отвалился на спинку стула и, жмурясь, ждал, как чайник закипит.
Э, Митя завтра поедет рано утром в город – на экзамены. Тут со всех окрестных школ свозят выпускников в городские школы. Сдаст Митя или не сдаст? Да сдаст, он ведь готовится, чего там – четыре предмета всего.
Потом Митя уедет… Впрочем, что за фрукт приезжает из города, Лева? Интересно все-таки. в первый день, конечно, идти смысла нет – да и некрасиво. На второй, на третий. Если не какой-нибудь там помешанный на компьютере – тогда его и за уши не вытащишь…
–Данила! Спишь ты, что ли? – спросила мать, и Данила открыл глаза.
Конец ознакомительного фрагмента.