На лыжне попаданец Ломаев
Шрифт:
И я сурово сказал товарищам комсомольцам и, наверняка, сочувствующим:
— Товарищи офицеры и прапорщики! Вы знаете, что формально табак в армии не запрошен, как и целом в СССР. Но от этого он не стал менее вреден, особенно для спортсменов. На ближайшем же партийно-комсомольском собрании я поставлю этот вопрос открыто! Ведь мы не только военные, обязанные подчиняться приказам, но и комсомольцы, а некоторые и коммунисты, сочувствующие. Должны понимать, все негативные последствия курени табака!
Достучался-таки, некоторые
Последнюю фразу я произнес вслух, сурово и в то же время иронично оглядывая куряг. Потом скомандовал обвинительно-обязательно:
— Две минуты для окончательного докура и в темпе на ротный плац. А мы, все не курящие, будем ждать вас!
Надавил на них морально, пусть возникнет комплекс вины. А если не поймут, то есть еще административные и даже дисциплинарные меры. Я буду не я, если вы к концу армейской жизни от одного запаха табака не будете бледнеть и покрываться испариной.
И поспешил на обозначенный плац. Между прочим, уже 13.30, а мы все еще кое-как скандыбаемся, растянувшись от столовой до половины второго. Если это увидит командир роты, а он где-то здесь, только что с ним шли вместе из столовой. Вот мне будет весело. А если еще и наткнется представитель армейского штаба, то это может быть последний день моего командования.
Поэтому, наверное, на плацу я оказался в несколько нервном состоянии. Но потом заговорил, втянулся и понемногу успокоился. Не последний день живем.
В последние дни, после того, как я стал командиром взвода и вернулся из Москвы, я много говорил о теории и практики стрельбы, как в одиночку с отдельными подчиненными, так и с группами и целым взводом. Результат был, в общем, удручающий. Практику товарищи армейские спортсмены знали плохо и примитивно, буквально то, что им вдолбили старослужащие сержанты, которые и сами понимали не очень хорошо.
А теорию, можно сказать, не знали совсем. Простонародные термины, научно никак не обоснованные, принципы и обоснования, базирующиеся на основе знаний старослужащих, давно уже отслуживших и ушедших из армии.
Нет, все не так и плохо. Простым новобранцам, служившим лишь два года и после этого в подавляющем большинстве не уводящих никогда огнестрельного оружия, даже охотничьих ружей, этого было достаточно. Стрелять умеют, в цель посредственно попадают, автомат Калашникова разбирают, хоть в полной разборке, хоть частичной, что от них еще надо? Любой бывалый прапорщик (не только я)
Но спортсмены — биатлонисты, служившие в армии уже в большинстве на сверхсрочной службе
И я, хоть и не Инмар, но обрученный ими, так сказать, освященный им, должен был пропагандировать божественные знания и умения. Во как сказал. Институтские преподы по педагогике рукоплескали бы.
Ну а фактически, товарищ прапорщик, учи свой взвод, офицеров много, а комвзвода здесь один. Вот и прошелся частично по теории, частично по технике безопасности. А то ведь, оказалось, они и ТБ знают поверхностно, опять обучались от обеда до забора.
Пока выдавал понемногу важную информацию, подчиненные мои курильщики потихоньку подтягивались. Наверное, поэтому я и не увидел сразу незнакомого офицера, высокого, чернобрового, с интересом слушающего высокую речь и никак не подталкивающего бестолкового прапорщика, то бишь меня.
«Подполковник, это, скорее всего, адъютант Кожевникова Русаков, — наконец-то понял я, — тот самый мерзкий тип, который допек Великанова так, что он чуть в обморок не упал. Вот ведь влип, дурачина — простофиля, сейчас меня будут превращать в чудный бешбармак!»
И ничего, что я его не знаю и опознал его лишь по некоторому прозрению. Прапорщик до подполковника, как оный до Маршала Советского Союза. Долго — долго идти и, наверняка не дойти, так и остаться недомаршалом в могиле на кладбище. Срочно вытаскивай себя из этой глубокой ямы.
Я скомандовал своему взводу: «Равняйсь, смирно» и строевым шагом подошел к этому офицеру. Отрапортовал ему, мол, первый взвод Вологодской спортроты занимается стрелковой подготовкой в теоретическом аспекте. Командир взвода прапорщик Ломаев!
Подполковник Русаков (все-таки, видимо, он) при моем рапорте выпрямился. Все же ценит нижестоящих по званию. Но меня это не обрадовало. Сейчас, как выслушает, да как даст хотя бы морально, всю грязь и остальной мусор соберу.
Но подполковник не стал громко орать, наоборот, он довольно тихо, явно, чтобы мои подчиненные не слышали, сказал пхе:
— Хорошо говоришь, товарищ прапорщик, аж ничего не слышишь, ничего не видишь, аж глухарь на свадьбе.
И уже громче продолжил:
— Вы хорошо знаете теорию стрельбы, товарищ Ломаев, прямо-таки изумительно для простого прапорщика. Не могу не спросить — откуда такие знания?
Ну, это мы скажем, сколько раз баки забивали. Вот хотя бы так:
— Товарищ подполковник, я развивался, как спортсмен, в городе Ижевске. А это крупный центр оборонительной промышленности, где не только много предприятий, но есть и ведомственные учебные заведения. Вот и нас, биатлонистов, солидно учили, причем многим видам стрелкового оружия. Только об этом не надо сильно вслух говорить.