На небесном дне
Шрифт:
Хор
Толпа просила: «Чуда! Чуда!» —
и, руки к небу вознеся,
толпа прислушивалась чутко —
к чему? Молчали небеса.
А чудеса происходили.
Когда влюблённым и глухим
в ночи созвездия светили
намного ярче, чем другим.
Когда природные явленья
своим вершились чередом:
осенних листьев пожелтенье,
и первый снег, и первый гром…
А чудо всё не сотворялось,
не
И руки в небе растворялись,
и не менялись небеса.
Часть первая
Он жил в раю – как подобает богу.
У домика инжир и карагач.
Цикады стрекотали где-то сбоку,
как линии электропередач.
Над домиком распахивалось небо.
Дремали ангелы в стогу небес,
прикидываясь облаком… Нелепо
предполагать, что совершать чудес
он не умел. Как не уметь! Но сложно
творить без передышки чудеса,
и сам попробуй, и условья – можно,
да трудно хуже, а за гуж взялся…
И зря он, что ли, – это точно знали —
сидел над микроскопом тридцать лет
без роздыха… Цикады стрекотали.
Прикидываясь, ангелы порхали.
Рос лавр – и всё, чего в помине нет!
…Он запирал на две задвижки двери,
во двор не выходил, а если вдруг —
когда уж очень надо, – сколько веры
навстречу устремлялось! сколько рук
к нему тянулось! Как он мог спокойно
все эти взгляды и слова встречать? —
всегда о том, о том,
о том, что больно,
о том, что больно рано, и опять
идти, переступая через это,
поскольку надо по другим делам:
проверить лотерейные билеты
или отправить пару телеграмм.
А чтобы вслед не повалили валом,
уже открыв калитку, заявлять:
– Не ждите, люди (голосом усталым)…
не будет, – и: – до завтра… – добавлять.
Чтобы гадали: может, попрощался,
а может, с чудом к завтру обещался…
И каждый репетировал, что скажет,
когда сумеет вновь узреть его.
Умолит – как? Умилостивит – как же!
Ну ничего, упросит, ничего.
…Какой высокий купол, небо это!
Какие краски на него пошли!
Сияют звёзды, светятся планеты!
Чтоб доказать вращение Земли,
под куполом был маятник подвешен…
Сейчас заденет этот вот предмет…
А только что не задевал!.. Успешен
наш опыт! Равен круглый наш ответ!
На свете никого разумней нет!
Отцам и детям – пламенный привет.
Часть
Хоть ни в одной из множества полемик
их не признал известный академик —
Китайгородской школы астроном, —
какой набор летающих тарелок
висел в столовых наших над столом!
Вокруг вовсю вертелись разговоры,
в интеллигентных семьях и полу-
интеллигентных возникали споры —
глядишь: уже тарелки на полу!..
А черепки потом повыметали —
что ж, поиграли… – так и не поняв:
то ли наврали, то ли впрямь летали…
Теперь всё больше – о биополях,
о том, что смерти нет…
Ну а эта… как её?.. по-русски Женя —
исцеляет просто руконаложеньем,
даже, говорят, взяла патент.
Шизофреник, паралитик, импотент —
приходи любой, о доле не скорбя,
руки вмиг она наложит на тебя,
все напасти снимет как рукой…
«Все напасти снимет? Как?» – «Рукой!»
И – «посмотрим» скажет слепой,
«послушаем» скажет глухой,
«пощупаем» скажет беспалый —
на надежду цены не упали.
На надежду цены высоки:
дай на лапу за касание руки.
Обувай, безногий, ботинки! —
выпустили Джуну из бутылки!
…Кто сказал, что трудно быть богом?
Человеком куда тяжелее.
В боги проходить случалось многим —
и не жаловались боги, не жалели.
Хоть и хлопотно следить за каждым смертным,
с их же помощью следили, поспевали.
Даже помыслы в вину вменяли смирным,
ну а резвым – то, о чём не помышляли.
Страшный суд – и тот легко вершили.
Невозможно переутомиться:
за Всевышнего потел Вышинский,
прел Медведь в ежовых рукавицах…
Но об этом всуе – не годится?
Хор
Мы больны, мы очень больны —
исцелите нас, подлечите! —
недоевшие дети войны,
наш отец был вождь и учитель,
не до нежностей было ему,
хоть порой по головке гладил…
Наша Родина-мать в дому
не хозяйкой была – оладьи
не пекла по утрам в печи,
всё крапиву для нас копила.
Есть хотелось – ну хоть кричи! —
так откуда возьмётся сила?
И теперь болезни любой
мы подвержены в наказанье…
Нам бы надо полный покой
и усиленное питанье.
Нам бы надо массаж, загар,
эликсирчик из заграницы.
Мало Крыма и Карловых Вар —
Монте-Карлы давай и Ниццы!