На неведомых тропинках. По исчезающим следам
Шрифт:
План Подгорного напоминал не расческу, как наше Юково, а, скорее, решетку для гриля. Мы шли прямо, потом два раза свернули направо, пока не уперлись в тупик. На первый взгляд глухой, но явидь, раздвинув ветви кустов, растущих вдоль дороги, прошла дальше, не останавливаясь.
Мы выбрались к широкому деревянному срубу, больше похожему на общественную баню, нежели на жилой дом. Узкие оконца, серый дым из трубы.
В Подгорном построек с печным отоплением больше, чем в Юково. К примеру, в моем доме
Теплый золотистый цвет бревен, широкое крыльцо, на котором, наверное, так приятно сидеть летними вечерами. Хозяин открыл дубовую дверь, не дожидаясь, пока мы поднимемся и постучим.
Он смотрел на троих незнакомцев без улыбки. А жаль, она ему так шла.
Темные волосы, темные глаза, рельеф мышц под чёрной водолазкой, волосы чуть покороче, складка у рта чуть глубже, но в остальном… На восточной стежке в доме, куда привел нас след человека, стоял староста Вепревой пустоши. Или кто-то, нереально на него похожий. Как брат-близнец.
Ошеломленное молчание было столь же осязаемо, как и влага, повисшая в воздухе. Солнце за нашими спинами готовилось нырнуть за склоны, максимум через час станет совсем темно.
– Привет, – поздоровался Мартын.
– Собак спущу, – ласково пообещал мужчина.
– Сделайте одолжение, – предельно вежливо ответил молодой целитель, наверняка таким тоном он отвечал на вопросы учителей, и его глаза вспыхнули светлой зеленью. – Давно мне таких подарков не преподносили.
За спиной мужчины вырос еще один силуэт. Я испытала непреодолимое желание протереть глаза. Этот был моложе, не старше двадцати пяти-тридцати лет, со светлыми карими глазами и длинной челкой, но семейное сходство не заметил бы только слепой.
– Отец, не надо. Я сам разберусь. – Взгляд молодого мужчины пробежался по парню, явиди и остановился на мне.
Тот, кто давно живет на стежке, волей-неволей учится наблюдательности. Пусть разобраться в низших родах трудно, но отличить нечисть от человека может каждый, главное, научиться видеть.
Мы с молодым мужчиной посмотрели друг на друга, люди тоже иногда обходятся без слов.
– Черта с два, – выдохнул его отец. – Их послал Ксьян, так что…
– Проходите, – перебил молодой, распахивая дверь. – И, кстати, собак у нас нет.
– Их нигде нет, – пожала плечами змея, заходя в дом.
С угрозами надо быть осмотрительнее, собаки, как и комары, в нашей тили-мили-тряндии не прижились, кроме гархок, конечно.
Уютный мужской дом, вряд ли чувствовавший женскую руку. Пыльное чучело совы в прихожей и оленьи рога. Но, слава святым, обошлось без отрубленных голов на стенах. Стены обшиты светлым деревом, коричневый диван, письменный стол, стул,
Чай или кофе в нечистых домах предлагают лишь в одном случае, если желают подсыпать яд.
– Передайте Ксьяну, что он может засунуть свое предложение в зад. Я не продаюсь, – обошелся без атрибутов вежливости хозяин.
– Так и мы – не торговые представители. – Явидь подкинула на ладони серый дорожный камешек.
Мужчина проследил за полетом указующего амулета, темные глаза сузились.
– Влад, выйди! – скомандовал он сыну.
– Но…
– Выйди, я сказал.
Его сын дернулся, но протестовать вслух не стал. Дверь за человеком, по капризу святых приходящемуся мужчине сыном, закрылась.
– Ему нужен Влад. – Хозяин дома не спрашивал, он утверждал.
– Ничего удивительного. Он охотился в Вепревой пустоши, охотился на ребенка. – Молодой целитель отвернулся.
– Но никого не убил и даже не покалечил.
– Назови другую причину. – Пашка еще раз задумчиво рассмотрела камушек и убрала в карман.
– Люди – товар скоропортящийся. Шаг наверх по стёжке – и выбирай на свой вкус, – поморщился мужчина.
– Но нужен конкретный человек, – сказала я, – твой человек.
– Не понимаю, – развел руками мужчина, – К чему вам – нелюдю и целителю, пусть пока серому, менять судьбу, свой род? Куда уж выше? Что вас не устраивает? Ей, – он указал на меня, – все равно не помочь!
Я проигнорировала и его недовольный взгляд, и слова. Странные слова, так не соответствующие эмоциям. В то время как чувства кричали, что вот сейчас, еще немного, и все встанет на свои места. И я пойму разрозненные намеки, что вертятся в голове, как забытое слово на кончике языка.
– Эм, – клацнула зубами Пешка. – Ты о чем, ведьмак?
– Гвоздарь тоже говорил что-то о судьбе, – нахмурился Мартын и полез за желтой тетрадью.
– И вы еще будете меня уверять, – увидев дневник подвия, хозяин дома прикрыл глаза, – что пришли не за судьбой. Даже дед понял, а он умом не блещет.
– Вы – сын, родившийся у дочери кузнеца от Тура Бегущего, – сообразил целитель. – А Ксьян?
– Я слышу одну и ту же кровь, бегущую по венам, – оскалилась змея.
– Она и есть одна. Молодой и здоровый подвий останавливался не только в Подгорном, и не только у кузнеца была дочь.
– Вот тебе и овечье одеяло, – пробормотала я.
– То есть, ваш брат настолько соскучился по племяннику, что жаждет встречи на алтаре, – заключила Пашка.
Мужчина замолчал, и это молчание было красноречиво. Дело было не в человеческом охотнике, вернее, не только в нем. Иначе того бы уже давно отловили, слишком уж разные у них с северным «дядей» весовые категории. Если задуматься, староста Пустоши не просил нас поймать охотника или вывести за пределы стёжки, он всего лишь просил обозначить его местоположение сигнальным артефактом.