На один удар больше
Шрифт:
А в конце десятого класса вдруг заявила:
– Мам. Ты сейчас злиться будешь, но я передумала идти в биологи.
– Можно тогда в медицинский. Или на химии сосредоточиться.
– Нет, мам. Я поняла: у меня совсем другое предназначение. Хочу стать актрисой.
Исидора ничем не выдала, что сердце заколотилось, а дыхание перехватило. Сказала спокойно:
– Но в МГУ прекрасный студенческий театр. Ты можешь играть там. Заодно и поймешь: твое, не твое.
– Нет, мам. Я теперь точно знаю: биология – не мое. И актрисой я хочу стать не любительской, а профессиональной.
Исидора
– Я уважаю твой выбор. Но готовиться в театральные вузы начинают не в десятом классе, а гораздо раньше. Ты можешь туда не попасть.
– Ничего. Многие не с первой попытки поступают. Буду добиваться.
Школьные учителя, предвкушавшие стобалльницу, пришли в ужас и чуть не в ногах валялись, просили Лику изменить решение. Но та была неумолима. Из профильных предметов сдавать она будет не биологию с химией, а только литературу. Ну и конечно, станет заниматься актерским мастерством.
Исидора снова приложила все силы – и нашла дочери лучших репетиторов. С литературой не прогадала, а вот актер – пусть все говорили, что талантливый педагог, – ей не нравился. Лика, конечно, опробовала на маме свою чтецкую программу, и Исидора все ждала: вот сейчас по спине побегут мурашки… на глазах выступят слезы… А этого никак не случалось. И видела она всего лишь очень красивую девушку. С хорошим голосом. С отличной памятью (из интереса сверялась с текстом – дочь ни разу не ошиблась). Но драматические жесты, все эти прижимания рук к груди и закрывания лица ладонью, никак ее не убеждали, что дочь действительно страдает, любит и неистовствует.
Исидора пыталась сама:
– Ну вот ты читаешь: «Я с вызовом ношу его кольцо, да, в вечности жена, не на бумаге» [5] , – только выглядишь будто куколка, которой папик бриллиант подарил. А тут ведь совсем другое. Вызов. Отчаянье!
Дочь обижалась:
– Михал Михалыч (репетитор) считает – нормально все у меня!
Исидора поговорила с педагогом. Уверилась: тот не банально качает деньги. Считает искренне: у Лики отличные способности, практически талант. Так что в столичных театральных вузах у нее все шансы. Особенно если не претендовать на «золотую пятерку». А в институтах второго ряда, тем более на платных отделениях, ее с руками оторвут.
5
Стихи М. Цветаевой.
– Нет, – отрезала Исидора. – Если осваивать профессию – то только в лучшем вузе.
Но там конкурс – от трехсот человек на место. А Лика из общего ряда выделялась, пожалуй, только ангельской внешностью.
Значит, не поступит. Неизбежные разочарования. Потерянный год. Вероятно, дочка захочет остаться в Москве и продолжать готовиться там. А в столице, если не занят в вузе круглые сутки, сплошные соблазны.
И тогда Исидора вспомнила про Дениса.
Она никогда не напоминала ему о себе. Но издалека за отцом своего единственного ребенка наблюдала. Знала, что Богатов по-прежнему не женат. Финансовых затруднений,
Можно было приехать без всяких доказательств, но Исидора решила подстраховаться. Обратилась к частному детективу. Дала ему поручение: раздобыть генетический материал Богатова. Получила заключение экспертизы – отец.
И только тогда отправилась в Москву.
К чести Дениса, он сразу ее узнал. И доказательств, что дочь от него, не потребовал. С любопытством спросил:
– Сколько ей сейчас? Семнадцать?
– Да.
Исидора протянула ему самую удачную Ликину фотографию.
– Красивая, – оценил Денис. – Ты хочешь, чтобы она узнала, кто отец?
– Я хочу, чтобы она поступила во ВГИК. Или в ГИТИС. Или в Щепку. Любой, короче, вуз из «золотой пятерки», – выпалила Исидора.
Тут растерялся:
– А как я могу с этим помочь?
Она продолжала:
– Не считай меня безумной богатой мамашкой из провинции. Я не прошу тебя искать, кому из приемной комиссии дать взятку. Мне нужно другое – чтобы ты взял Лику под свое крыло. Я в актерстве ничего не понимаю, но чувствую: программа у нее не та. Она ее не раскрывает. Найди девочке хорошего репетитора – здесь. Ну и помоги ей пройти через все эти прослушивания.
– Исидора, но я ведь тоже совсем не актер. И знакомств в этой сфере у меня никаких.
– Зато ты москвич. И знаешь, как здесь крутиться. Во всех хороших московских театрах есть педагоги, кто берет учеников. Подбери ей лучшего. И попроси честно сказать – ей и тебе, – действительно ли у нее есть шансы. Лично я считаю: ее сольют на первом же туре. Если так – пусть даже не пробует, сразу возвращается домой.
– А ты хорошая мать, Исидора, – задумчиво сказал Денис. – Как ты хочешь: все-таки сказать Лике, что я отец? Или представим меня как-нибудь по-другому?
– Елки-палки! – выдохнула Татьяна. – А я-то думала…
Денис просветлел лицом:
– Так я и знал. Когда ты психанула, от всего отказалась, я сразу почувствовал: тут не в работе дело. К ней ты никогда не ревновала.
– Ну да… – пристыженно отозвалась она.
– А откуда ты узнала?..
– Я двадцать второго июля забирала в турагентстве паспорта. Потом решила заглянуть в кафешку. Сидела у окна. И увидела, как вы шли по Большой Никитской.
– Боже мой! Девчонке семнадцать лет! Как ты могла такое подумать?!
– Насте твоей тоже было двадцать с чем-то. И Лику эту ты кружил прямо посреди улицы! А потом еще на колено встал и коробочку бархатную вручил!
– Так ее в этот день в ГИТИС приняли. В ГИТИС, понимаешь? На бюджет! А я ей обещал: если получится, Мельпомену серебряную подарю!
– Блин, Денис! – сердито сказала Садовникова. – Ну почему, почему было раньше не рассказать?! Еще когда эта Лика только в Москве появилась?!
– Тань… Ну стыдно мне было – очередной скелет из шкафа вытаскивать…