На огне святом сожжем разлуку
Шрифт:
– Бери моего - сказала Мирося - Вон под могилой пасется! Гнедко - видишь?
Зореслав скользнул взглядом по парню, радостно хлопнул его ладонью по спине.
– Откуда у тебя конь? Ты же поводырь?
– А я пас его. Он боярский. Не бойся - бери! Бежим, я заберу свои сумки, а ты лети к войску!
Они вприпрыжку побежали вниз, аж сорняк зашелестел.
– Вот непослухи - тревожно говорил Корень - не знал я, что у него кровь такая горячая! А, впрочем, и я когда-то такой был. Эх, как метнулся! Глянь, вскочил на коня и полетел
Мирося бегом вернулась на могилу, завороженно глядя как Зореслав, вымахивая палкой, стремительно летел навстречу боевому клекоту.
– Световид, сохрани его! Перун, пошли зарницу на помощь победителю!
– шептала девушка, вытирая слезящиеся от напряжения глаза.
А Зореслав чувствовал себя в седле, будто птица в небе. Опьяняющая волна налетела, понесла, подхватила, и уже не чувствовал парень ничего, кроме призывного горна боя. Кровь бухала в висках, неумолимо накатывающийся клекот битвы казался дорогой песней. Гудела земля под копытами Гнедка, в ушах свистел ветер, запах пота и полыни сладко щекотал сознание.
Вот уже рядом с ним напуганные лица витицких воинов. Одеяния на них роскошны, мечи с ценными древками, но почему они так позорно убегают? Ага, это советники царя, а вон видно и самого владыку. Его окружили вражьи воины, витицкие дружинники храбро рубятся, но нападающих больше, они прорываются, проламываются сквозь славянский заслон. Горе витицкому владыке! Его уставший конь приседает на задние ноги, крутит головой, изможденный хрипит, на ноздрях кровавая пена. Падают последние защитники царя, и желтоволосые северные воины, шумя, наседают на Горевея.
Царь упал на землю, заслонил лицо ладонями, ожидая последнего удара. Зореслав мощным тараном влетел во враждебный круг, замахнулся башкой. Два противника сразу свалились на степную траву. Другие с проклятиями отскочили. Юноша разъяренно погнался за ними, дубася по спинам, по головам, по крупам коней. Мечи ломались, словно палочки, от страшных ударов гнулись панцири, вражьи дружинники падали с коней без духа.
Увидев столь дивное и радостное изменение, повернули коней витицкие воеводы, исполнились боевым рвением и помчались вслед за Зореславом. Славянская лава напряглась, ударила, отодвинула противника на край Вороньего поля.
– Слава, слава!
– шумела Мирося, аж вскакивая на могиле от радости – Зореслав наворотил целую гору чужинских воинов! Одним ударом по три валит!
– Мое семя!
– удовлетворено прогудел Корень.
– Зажглась кровь - засмеялся тихонько Боян - Хе-хе! А сына еще упрекал. Воинская душа - она в каждой кровинке человеческой, в каждой жилке. Ну что там видно? Как будто утихает?
– Погнали врага - закричала Мирося.
– Да, да, слава Перуну - утвердительно зашумел пастух.
– А ты хотел его не пустить. Один мужчина, а что сделал!
– То не человек, то Яр-Див!
– сказала счастливая Мирося.
– Говоришь, будто влюбленная девушка.
–
– О, гляньте, царя несут сюда! Он ранен.
– Вероятно, досталось ему - вздохнул Корень - Если бы не Зореслав, то...
– Правда, правда, - прошептала Мирося, дрожа от возбуждения.
– Если бы не прекрасный юноша, то не было бы ни царства, ни царя. Нет, может, и меня. Доле, сведи нас воедино!
– Слава богам - звал Корень облегченно - покатили вражью силу дружинники, аж загудело. Теперь можно и мне возвращаться домой, ягнят назад переправлять. Глянь, глянь, уже и Зореслав скачет сюда, хвала Световиду!
– Пора и мне, - решила Мирося.
– Побегу, переоденусь.
– Ты куда?
– услышав ее шаги, спросил Боян
– Зореслава встречать - неловко отозвалась девушка и дала стрекача вниз, аж сорняки зашелестели.
– Тоже воспламенилось как сухая хвоя - покачал головой Боян.
– Странный детеныш. Гм. Где ему быть поводырем? Тоже стремится к бою, к делу. А что же, пока есть руки, глаза, ноги, пока клекочет сила, пусть соревнуются!
И смеялась орлица
С недалекого отца
Ведь орленок начинается
С невеликого яйца…
– Вот так, Корень! Где ты, слышишь? Гм, нет никого. Опять я сам. Но хорошо, что все окончилось на благо родной землицы. Однако, что же случится с юношей рьяным? Непростая у него судьба завязывается, ой непростая! Слышит мое сердце.
А царя тем временем дружинники принесли к могиле, положили на разостланной накидке. Он стонал, ругался, все рвался встать, посмотреть на поле боя.
– А ну, расступитесь! Ой! Я победил, победил, слава Перуну! А? Здорово я бился? Ой!
– Ты бился, как буй-тур!
– льстиво отозвался кто-то из советников.
– Громовержец Перун!
– подхватил другой.
– Крошил их мечом, как капусту!
– Хе!
– смеялся царь удовлетворено.
– Они долго меня будут помнить! Пятами накивали. Ой-ой! Чего это у меня закружилось в голове?
– Так ты же, царь, под конем побывал - простодушно отозвался молодой дружинник - да еще палкой железной тебя по шлему приложили!
– Тсс!
– зашипел на него советник Печерун.
– Ты что - царя?
– Меня?
– гневно переспросил царь.
– Тебе приснилось.
– Ему приснилось!
– подхватили воеводы и советники.
– Победа! Победа!
– заревел Печерун, поднимая вверх хоругвь.
К могиле возвращались уставшие, разгоряченные боем дружинники. Похрапывали окровавленные кони, возбужденно переговаривались воины, от Витича бежали женщины и дети. На поле трудно садилось воронья, победно и удовлетворено каркая.