На окраине города
Шрифт:
И лишь через много лет, когда вернулись из заключения бывшие участники банды, что орудовала здесь, стало известно: Тараса убил Илья Крапива вместе со своими сообщниками.
Тягостная тишина повисла в комнате, когда бабушка умолкла.
— А где же сейчас этот самый… Крапива? — мрачно спросил Виктор.
— А кто его знает, — ответила тетя Оля. — Всякое болтают: и скрылся он, и в Сибири помер, а толком-то никто ничего не скажет.
— Крапива, Крапива… — задумчиво повторял Виктор. Что-то знакомое чудилось в этой фамилии. И вдруг…
— Крапива?! — вырвалось у него. — Илья Антонович?!
— Ну
Она еще что-то говорила, но для Виктора все окружающее сейчас было словно в тумане.
Бледный, осунувшийся, приехал он на стройку. Хотелось сразу же пойти в женское общежитие, чтобы посмотреть его, приглядеться повнимательней к этому затаившемуся убийце, который ни разу ничем не выдал себя.
«Неужели он не догадывается, что я — сын Тараса?» — Эти мысли были до того мучительны, что Виктор уже через десяток минут ушел со стройки в женское общежитие.
Илья Антонович встретил его как обычно:
— А-а, здоровеньки булы, начальство… В гости, значит? По девчачьи души?
Виктор молча кивнул, а сам все смотрел и смотрел, как Илья Антонович ловко раскладывает сосновые чурбаки. Тот раза два покосился на Виктора и, наконец, выпрямился, утирая пот с лица и шеи:
— Что, аль дело есть до меня? Опять, знать-то, жалобы девчачьи?
Виктор тихо мотнул головой:
— Нет… — и вдруг решился: — Илья Антонович, вы… знали Тараса Лобунько? — и замер, стараясь уловить растерянность или волнение у коменданта.
— Кого? — прищурился тот.
— Лобунько Тараса Платоновича.
— Это что — отец что ли ваш будет? — равнодушно справился Илья Антонович, ощупывая заскорузлым пальцем лезвие топора, и уже заинтересованно спросил: — Письмо из дому, знать-то, получили?
Нет, не уловил, не почувствовал фальши Виктор в голосе Ильи Антоновича. И все же, словно магнитом притягивало его к этому пожилому кряжистому человеку. Не знал Виктор, каким усилием тушил Крапива волнение, продолжайся этот разговор еще десяток минут, и кто знает, может быть, он бы себя чем-то выдал. Но во двор торопливо вбежала секретарша начальника строительства и еще от ворот крикнула:
— Лобунько! Рождественков к себе вызывает.
Этот голос словно встряхнул Виктора. Он вздрогнул и досадливо подумал: «Что это я, как во сне. Ведь ясно же, что глупо таким образом узнавать у человека, не он ли совершил убийство. Тут надо другими путями».
Виктор, не прощаясь, пошел к воротам, лишь через десяток шагов он услышал, как звонко и торопливо застучал комендантский топор.
Рождественков был на территории стройки и разговор с ним занял очень немного времени.
— Здравствуй, здравствуй, Виктор Тарасович! — поспешил он навстречу, едва завидев воспитателя. Да, умел Александр Петрович ладить с теми, кто был сильнее, авторитетнее его. Понял он, что с воспитателем жить лучше в мире и дружбе: орешек не по его зубам. И уже всячески искал этой дружбы с Лобунько Александр Петрович: охотно поддерживал любые предложения воспитателя, шел навстречу и тогда, когда кому-то из молодых рабочих требовалась путевка в дом отдыха или на курорт, и тот обращался к Лобунько, в общежитиях появились новые скатерти, шторы, переоборудовали красные уголки.
Рождественков подошел, доверительно протягивая руку:
—
— Баян, наверное? — улыбнулся Виктор.
— Э-э, берите выше. Не угадаете. Телевизоры! Два телевизора для красных уголков. За такой подарочек, конечно, можно было поблагодарить председателя постройкома.
— Так вот, молодежный бог, — засмеялся Александр Петрович. — Могу и о намеченной покупке сообщить. Дело-то к зиме подвигается. Партию лыжных комплектов решили мы на заседании купить для молодых рабочих. Одобряете?
— Да это просто замечательно! — воскликнул Виктор. — Ну, Александр Петрович, на руках вас ребята будут носить.
— Два раза подбросят, один раз поймают? — сдержанно улыбнулся Рождественков. — Ну, ну… Мы люди не гордые, отряхнемся и — дальше зашагаем в ногу со временем, дорогой Виктор Тарасович, как того требует настоящий момент. Кстати, к телевизорам-то подставочки нужно соорудить. Что-нибудь этакое… красивое. Ребятам скажите, они сделают…
И сразу Виктор вспомнил об ажурной подставке, сделанной Киселевым. «Попросить его разве? Откажется. И все-таки попрошу. Замечательную подставку сделал он к приемнику. А если согласится, еще что-нибудь попрошу, смотришь — и втянется наш Киселев в общие деда…»
С Киселевым Виктор решил переговорить вечером в общежитии, тем более, что время до конца рабочего дня ушло у него на оформление документов для покупки телевизоров, поездку в универмаг. Когда телевизоры были доставлены в общежития, уже начало смеркаться.
Виктор торопился с выгрузкой, решив, что Киселев, по своему обыкновению, уйдет в Михеевку.
Петро оказался в общежитии. К просьбе воспитателя он отнесся равнодушно.
— Не хочется, нет настроения, — коротко ответил он.
— Но ты же такую замечательную подставку изготовил для приемника! — убеждал его Виктор. — На всей стройке ни один рабочий такой не сделает. Подумай, Петро.
— Нет, ни к чему мне это, — хмуро мотнул головой Киселев, и, помолчав, добавил: — Не хочу я, вот и все! Напрасно время тратите.
Поздно ночью, подходя к своему дому, Виктор вспомнил, что так и не зашел к парторгу стройки Степану Ильичу Астахову посоветоваться, как быть дальше, если Крапива и действительно окажется скрывавшимся до сих пор убийцей отца и многих других колхозных активистов. Лобунько уже сознавал, что поступил опрометчиво, заведя с Крапивой разговор об отце. Как бы Илья Антонович не скрылся.
На следующее утро Виктор проснулся с одной мыслью: прежде всего — к Степану Ильичу…
Астахов выслушал его молча и задумался.
— Может быть, мне обратиться в милицию? — спросил Виктор.
— Подожди, — сказал Степан Ильич. — Я посоветуюсь в обкоме партии. Теперь вот что… Шифер исчез бесследно, следов не нашли. Я был уже у начальника городского отдела милиции, он придерживается той версии, что воры, раз им дважды все сошло с рук, попытаются вскоре еще совершить кражу и, вероятно, более крупную. Просит он создать из смелых, честных ребят небольшую дружину в помощь милиции. Дежурить им придется ночами по три-четыре человека, чуть что — телефон под руками — вызывать милицейский наряд. Но, предупредил он, никакого шума не создавать, отбор комсомольцев произведем с вами самый строгий.