На окраине города
Шрифт:
— Ну и пусть пока мы не будем выполнять нормы, — вдруг бросил Володя Горелов. — На кой же нам обеда лишаться, да еще после работы. Живым словом ни с кем не перекинешься.
— Экий ты орел, — усмехнулся Роман Михайлович. — Поболтать-то языком и в рабочее время сумеешь, знаю я тебя. А обед — штука немудреная, как-нибудь приспособимся.
Но Горелова поддержали многие ребята. Им не хотелось жертвовать обеденным перерывом.
— Что ж, делайте, как думаете, — обрезал рассерженный Роман Михайлович. — А те, кто решится на то, что
Но сам понимал, что учиться должны все члены бригады. Потому-то, идя с работы, зашел в общежитие и разыскал Виктора.
— Поговори-ка с ними, тебе сподручней, — попросил он его. — Особенно с этим кучерявым-то, Гореловым. Для них же польза будет. Да и дело такое, что нельзя нашей комплексной бригаде с первых дней срывать план, — плохой пример другим будет. А если не обучим заранее ребят — может статься, и сорвем его.
Но Горелова в общежитии не было.
— Где же у нас Володя? — спросил Виктор у Лени Жучкова.
— Ну, как же… разве забыли? — глянул на воспитателя Леня: — Его тройка сегодня дежурит.
— Ах, да, — вспомнил Виктор. — Вот что, Леня, ты помоги Коле Зарудному оформить стенгазету, а я к девушкам пойду. Там у них бытовой совет сегодня должен заседать.
Но не так-то просто уйти из общежития. Сначала Виктора останавливает Михаил Чередник, просит посмотреть черновой план мероприятий библиотеки на октябрь и ноябрь. Хоть Виктор и торопится, Михаилу отказать он не в силах. В красном уголке, где стоят два огромных библиотечных шкафа, Виктора и Михаила окружают ребята, все они незаметно включаются в обсуждение плана, горячо доказывая, что конференцию читателей надо проводить совсем не по этой, а вот по той книге, что надо вывесить не только плакат «Книжные новинки», а и вообще весь список книг, имеющихся в библиотеке, потому что в шкафах не сразу найдешь то, что нужно.
Потом у Кирилла Козликова находится личный вопрос к воспитателю, касающийся оставшейся в селе семьи.
В женское общежитие Виктор приходит поздно: многие девчата ушли в кино, кое-кто спит. Но в красном уголке горит свет. Ну конечно ж, там Надя!
— Почему ты не отдыхаешь? — качает головой Виктор, подходя к ней.
— Да вот, — Надя смущенно кивает на лист стенгазеты. — Редактор наша спать захотела, я и решила сама заметки начисто переписать. Все равно долго не усну.
— Заседание было?
— Хорошо прошло. Кое-кому досталось, в том числе и мне.
— Тебе?! За что?
Надя невесело усмехается:
— За то, что в последнее время частенько лежу на койке и о чем-то раздумываю.
Виктор чувствует, что невольно краснеет. Он отводит взгляд и склоняется над стенгазетой.
— Помогите отредактировать вот эти заметки, — говорит тихо девушка, придвигая к нему стопку исписанных листов. После короткого раздумья он молча достает свою авторучку и вчитывается в первую заметку.
В комнате
31
Глухой октябрьский вечер. Шумят в темноте опавшие листья. Холодно.
Беспокойно встает с постели Илья Антонович Крапива. Сна нет. Чувствует матерый Илько — игра окончена, если он сегодня не уберет Лобунько.
Но чего же ждать? Еще полчаса — и уедет воспитатель домой, в Злоказово. А может быть, он уже сидит где-нибудь у следователя и рассказывает… А там, потянут за ниточку, клубок начнет разматываться и — темнота, та самая вечная темнота, в которую канули от руки Илько многие…
Торопливо одевается Илья Крапива. Нн-но… Что это?! Легкий стук в окно. Один… два… четыре. Условный стук.
И вот уже легкой, кошачьей походкой идет в темном коридоре человек за Ильей Антоновичем к изолятору.
— Давай собирайся, машины уже на подходе, — негромко говорит он Крапиве. — План такой… Помнишь, ты сказывал о том парнюге из общежития? Ну так вот, он прикинется пьяным и упадет около ворот стройки. Сторож, конечно, услышит его и обязательно выйдет. А там наши его возьмут, свяжут как полагается, а если брыкаться начнет, так и… Ясно?
— Ну, ну… — кивает Крапива. — Только… и у меня дельце есть… Убрать одного тут надо, где — покажу…
— Это после, когда дело провернем…
Безмолвный стоит новый Дворец. В его массивную громаду бьется хлесткий ветер, треплет маленькие флажки на невидимых в темноте башенных кранах и портиках здания. Вдруг вспыхнули, стали ясно различимы контуры кранов, зияющие окна верхнего этажа, темноватая поверхность крыши. Это со стороны лесопарка идет грузовая машина. Впрочем, по этой дороге вечерами часто проходят автомашины. Но эта что-то очень уж поздно. Времени пять минут второго.
Володя Горелов внимательно наблюдает за машиной, и, видя, что она продолжает идти по дороге возле самого Дворца, лихорадочно крутит ручку телефона. Этого достаточно: там, в милиции, узнают, что «гости» прибыли…
Но машина, не выключая света, проезжает мимо Дворца.
Володя понимает, что поднял ложную тревогу и до крови кусает губы. Вот это скандал!
Вскоре Володя стоит в будке сторожа перед офицером милиции и виновато говорит:
— Думал, что сюда, а она… мимо. Извините, конечно.
— М-да, — неодобрительно произносит офицер, но неожиданно все меняется.
— Товарищ майор! — входит в будку сержант. — Появились. От развилки дорог, где мы, согласно плану, оставили Артемьева и Козина, звонят, что недалеко остановились две грузовые машины, идущие без света. Три человека от этих машин направляются сюда, ко Дворцу.
— Действуйте! — быстро приказывает майор, и снова безмолвен Дворец.
32