На окраине города
Шрифт:
Вихрецов подошел, смущенно глянув на Лобунько и Романа Михайловича:
— Да у меня… Может, вечером я зайду?
— Смотри, конечно, — согласился Степан Ильич: — А если Лобунько и Романа Михайловича стесняешься, то напрасно. Что я не додумаю, они помогут.
— Плохо дома у меня, Степан Ильич, — хмуро сказал Вихрецов. — Хоть беги.
— С женой плохо? — насторожился Астахов, зная, что Василий Вихрецов только весной женился.
— Нет, не с ней, — покачал головой Вихрецов. — С родителями ее никак не могу поладить.
Оказалось, что родители
— С работы придешь и, если Настеньки нет, даже на стол чашки с супом не поставят. Примак, говорят, ты, а примак — это все равно что батрак…
— Так прямо и заявляют? — нахмурился Степан Ильич.
— А что мне на них наговаривать-то, родня как-никак они мне, — вздохнул Василий.
Вихрецов замолчал, а Степан Ильич задумался, как помочь человеку. Сказать ему, что квартир у стройки сейчас нет? А он пришел за помощью, уверенный, что партийная организация не оставит его в беде.
— Н-да, Вихрецов, — качнул головой Степан Ильич. — Квартирный вопрос — это очень больное место во всех организациях. Как же быть нам с тобой? У ее родителей нельзя тебе оставаться. Разве найти частную квартиру? Дороговато, конечно, будет.
— Степан Ильич, — вмешался Лобунько, — а мне кажется, что Вихрецову один выход — строить свой дом. Ссуду ему дадут, а построить ребята наши помогут. После работы устроим несколько воскресников, знаете, какая ему помощь будет?
— Хм… Верно это, конечно, — согласился Степан Ильич. — Мы даже некоторыми стройматериалами поможем. Но… Сможете ли вы договориться, Лобунько, на этот счет с ребятами?
— Сможет, — вступил в разговор Шпортько. — Он ведь, Вихрецов-то, из моей бригады, вот мы своих орлят и организуем на это дело. Еще какой дом отгрохаем. Верно, Василий? — улыбнулся он Вихрецову. Но тот ошеломленно смотрел то на Астахова, то на Романа Михайловича и Лобунько, не в силах что-либо сказать. Разве мог он подумать, что его просьбу примут так близко к сердцу?
— Я… я… не знаю. — Растерянно заговорил он. — Это ведь… Но как же так?
— А это делается просто, Вихрецов, — рассмеялся Степан Ильич. — Пиши заявление начальнику строительства в отношении денежной ссуды и материалов, дальше Роман Михайлович расскажет тебе, как быть. Впрочем, давай-ка пойдем сейчас ко мне, напишем заявление и отдадим его Василию Лукьянычу.
Виктор и Роман Михайлович, продолжая разговор, вошли в центральный подъезд Дворца.
— Начинает что-то Горелов меня беспокоить, — сказал Шпортько перед тем, как им разойтись. — Словно какая муха укусила Володю после того, как он прославился в ночном событии. Даже Миша Чередник, от которого я, грешным делом, ожидал, что он будет выбрыкиваться, и тот ни одного занятия не пропускает, а Горелов почему-то увиливает. Надо сразу же выяснить, в чем дело.
— Да, конечно, — согласился Виктор, шагнув на лестницу. — Я поговорю с ним, Роман Михайлович.
— Давай, давай… А потом уж и я примусь за него.
Володя Горелов
— Здравствуй, Володя, — окликнул его воспитатель. — Мне поговорить с тобой надо.
Тот молча снял несколько тонких стружек с доски и лишь тогда разогнулся.
— Слушаю вас… — избегая взгляда Лобунько, сказал он.
— Давай-ка присядем вот на этот обрубок да поговорим толком. Вопрос у меня к тебе серьезный.
— А кто же норму за меня выполнять будет? — пожал плечами Володя.
— Но ты же, насколько я знаю, равнодушен к выполнению нормы? Так мне передали. Твои это слова или на тебя наговорили?
— Ах, вон вы о чем! — недовольно протянул Володя. — А я думал, и вправду что-нибудь серьезное.
— А ты думал, мы о твоем геройском подвиге будем говорить? — неожиданно вспылил Виктор. — Нет уж, изволь узнать: случай героев не рождает, они воспитывают свой характер годами и десятилетиями. А ты? Так, как ты, смелые, решительные люди себя не ведут. Чем, например, ты можешь объяснить свой отказ учиться в свободное время каменщицкому делу? Только говори откровенно, вопрос поставлен серьезно.
Володя молчал, сосредоточенно глядя на кучку свежих стружек. Наконец, он отвел пасмурный взгляд к окну.
— Не знаю, — хрипло сказал он. — Просто как-то так получилось… Все ребята молчали, а я один сказал, я же знал, что многим неохота оставаться здесь после работы. И потом, я учусь в техникуме, некоторые ребята в вечерней школе. Когда же нам уроки учить?
— За учебу, Володя, я тебя только хвалю: молодец! Но разве нельзя эти полмесяца, пока вы учитесь в комплексной бригаде, уплотнить свое время, прожить, как говорится, с особым напряжением эти дни?
Володя пожал плечами:
— Что ж, пусть будет по-вашему. Мне не тяжело побывать на этих занятиях.
Но когда собралась вся комплексная бригада, Володи снова не было среди ребят.
35
На рассвете начался первый осенний снегопад. Словно солью посыпал землю снежок, но ветер тут же сбивал его с бугров и пригорков в низины и канавы, плотно накрывая все еще зеленые травы, вихрясь над землей — хлесткий, сырой и холодный, сковывая крепостью цемента мерзлую грязь, наращивая на темных лужах грязноватый хрусталь хрупкого льда.
В конторе в это утро сразу же разгорелся спор. Никита Мохрачев наотрез отказался со своей бригадой работать на ветру, на восточной стене здания.
— Раньше надо было думать, — горячо доказывал он Дудке и Кучерскому. — Когда тепло стояло, делали кладку за ветром, а теперь, когда и нос-то высунуть на улицу неохота, додумались морозить людей. Переводите, где теплее, иначе бригада не выйдет на работу.
Начальник строительства неодобрительно посмотрел на Мохрачева.
— Кто же тогда станет вести кладку в декабре? А ведь там похлеще достанется: придется класть портики, а они со всех сторон открыты ветрам, и на такой высоте ветер-то ой-ой как жгуч, — сказал Дудка Мохрачеву.