На осколках цивилизации
Шрифт:
Но, отвечая на первый вопрос, мы немного отошли от него, на самом деле. В чём суть эксперимента? Конечно, имея лишь остатки внеземных цивилизаций, незнакомые схемы и ещё крепко сохранившуюся боязнь перед возможным вторжением, люди не могли сказать точно. Идей и теорий множество, одна выбившаяся из них имеет понятную ассоциацию с тем, что довольно близко человеку, но и она не могла дать стопроцентного результата. Суть такова: представьте себе, что вы учёный, вам приказали изобрести определённый прибор и вы его изобрели; прибор, допустим, при множественном движении вокруг него датчиками ловит эти самые перемещения и преобразует их во что-нибудь полезное для вас, например, в обогрев, усиление вай-фая или электричества. Это не столь важно, главное, оно хоть сколько-нибудь полезно для вас и какой-нибудь части человечества в целом. Надо этот прибор протестировать на ком-нибудь чём-нибудь, чтобы исправить огрехи и увидеть недостатки. Вам требуется какой-то источник энергии, энергии продолжительной, большой, если можно так выразиться, и дешёвой. Пусть вам в голову пришла гениальная мысль: насекомые.
Давайте подумаем так, что прибор на деле вышел не без греха, потому что вы, скажем помягче, были не слишком успешным изобретателем. Поначалу всё шло гладко, датчики работали, насекомые радостно возились, доставляя тепло или вай-фай (смотря, что заказал вам важный дяденька) пока в никуда. Вы не менее радостно заносили данные в дневник наблюдений, публиковали пропитанные довольством собой статьи и делали селфи в лаборатории на фоне светящихся экранов с подписью «Мам, смотри, как хорошо дела-то идут!». А потом что-то стало идти не так; будто вы упустили одну важную деталь в вашем приборе, и от него стали исходить неизвестные вам волны, которые начали влиять на муравьёв пагубным образом: насекомые стали пассивными, медленными, а, стало быть, сам смысл вашего эксперимента подвергся провалу. Вы, в полном непонимании, пытались что-то исправить на ходу, но вам было недостаточно данных или чего-то другого, а важный дяденька, заказавший вам это, вдруг всё узнал и остался крайне недоволен. Приказав вам прекратить безуспешные попытки и отозвать прибор, чтобы взяться за что-нибудь более простое для вас, дяденька наругал вас и пообещал чего-нибудь нехорошего, отчего вы, в свою очередь, пребывая в отвратительном настроении, приходите к этому муравейнику и со злостью пинаете его ногой, думая, что это во всём виноваты эти поганые животные. И на всякий случай забираете пару муравьёв для исследования, чтобы понять, чем же таким они облучились. Ну, история получилась довольно банальной, однако теперь если перенести это всё на инопланетян, представить, что человечество в их понимании — это лишь наверняка неправильные «муравьи», а за эти чёртовы установки им настучали по голове, то получалось вполне себе правдоподобно. Конечно, внеземные силы хотели явно не вай-фая или тепла, а некой другой энергии. Да и, скорее всего, про влияние на людей они тоже знали, только не всё, не учли, что, пытаясь обезопасить себя от человеческого наблюдения, они срубят на корню замысел эксперимента. Видимо, установки вышли из строя, стали приносить вред им, стали бесполезными и затратными; разозлившись (учёные наивно предполагали, что у инопланетян всё же есть такие чувства), они решили растоптать «муравейник», хоть частично, и улететь восвояси.
Ну, это, конечно, всё в общем. Джон ведь помнил, что они таки утаскивали людей на борт своего корабля. Статьи говорили об этом вскользь: вероятно, тут опять проходит сравнение с муравьями. Внеземные силы решили таки исправиться, забрав немного биоматериала для опытов. Чёрт знает что сейчас с этими людьми; они, вероятно, узнали куда больше, если смогли очнуться от своего «искусственного» сна. Также никто не знает, как долго эти установки находились на Земле и сколько лет длился этот ужасный эксперимент. Возможно ведь, что для нас — тысячи лет, а для них — всего две недели. Вот здесь никто пока ничего сказать не мог; нужны были более тщательные исследования, чтобы, по возможности, отыскать куда более древние установки. На данный момент было найдено несколько образцов, закопанных в земле аж с начала прошлого века. Но некоторые полагали, что вся эта история началась очень, очень давно… может быть, в те светлые времена, когда сочинялись те же греческие мифы, ведь боги, по сути, могли быть ничем иным, как фантазией, навязанной извне для подавления внимания стрессоустойчивых людей.
В конечном счёте, это объяснение не единственно, оно ещё полно загадок и несостыковок, но именно его поддерживаются большинство людей как в учёных кругах, так и в среднем классе, хотя до последних доходили лишь поеденные ложью обрывки истины. Исследования будут продолжаться и приведут, вероятно, к шокирующим, неприятным, а может, даже разрушающим всё представление о мире открытиям. Впрочем, то, что многие были за идею эксперимента, объяснялось её универсальностью; но звучало всё равно жутко, даже когда эта катастрофа скрылась за долгим временем длиною в год. Даже сейчас полнейшую безопасность от возможных обстрелов не гарантировал никто, в том числе и приверженцы теории «плохого учёного-инопланетянина», коему возвращаться в и так разрушенный муравейник было не к чему.
Но именно сейчас Джон думал, что, в общем-то, какая разница ему теперь? Всё равно внеземное вторжение отобрало у него почти всё, взамен дав Чеса, понимая, каким сладким утешением это будет ему в трудные минуты. Он бы ещё сходил на могилу к Кейт, но один только Господь мог знать, где лежала его бывшая жена: сумели ли жители Сантрес-Ранчо-Парк простить заблудшую душу и похоронить её как следует, при этом отыскав голову и приложив его к туловищу, или с радостью закатали в землю, как какое-нибудь животное? Джон сомневался, что всё так радужно; в будущем всё-таки пообещал себе разобраться с этим и отпустить от себя эту до сих пор оставшуюся для него в тумане женщину. Иногда становилось неважно, что за причина отравила многие жизни; иногда хотелось просто окунуться
Когда тело стало неистово подрагивать от ливневого холода, вернулся Чес, только уже один. Единственно он мог вынести эти дотошные официальные вопросы и решения. Правда, выглядел он не менее угнетённо, но старался мягко улыбаться.
— Я указал на фотографии, где была запечатлёна вся группа, Дженни, чтобы её лицо смогли нанести на плиту… Новую могилку установят за чей-то счёт. Хрен знает, чей, на самом деле, я не помню… — он хрипло прокашлялся, натянул капюшон на лицо сильнее. — Вот это всё дело снесут и поставят могилу, как надо. За тебя подписался в бланке, где говорится, что ты согласен на вскрытие гроба… — его руки как будто вибрировали в карманах, стучащие зубы поглощали слова, а в глазах больше ничего не отражалось, кроме дождя, сильного, острого, бесцветного дождя. — Можно без подробностей? Основное — это вот то, что деревянный крест уберут и сделают по-человечески. Всё! — голос уже сорвался, рука непроизвольно поползла к бледному лицу утирать каплю-слезу — всё жутко смешалось в этом жутком месте.
Джон поспешно закивали и, рукой обхватив плечи парня, прижал его к себе, спасаясь в выбившемся мокром локоне от серо-жёлтого проницательного ока креста. Чес задрожал только сильнее, потом прижался к нему и спрятал лицо в складках пальто.
— Надо уйти отсюда… я… помню каждый, блин, гвоздик… который я вбивал сюда. Всё так резко перед глазами… я ещё не свыкся. Я просто не свыкся. Надо привыкнуть… — он выдавливал из себя слова с неумолимым трудом, будто очередной слог для него равнялся поднятием большого мешка с камнями в гору. Джон тут же всё понял и мысленно попрощался с Дженни, с этим местом, вот, в трёх метрах отсюда, где теперь спокойно лежал некий Тед, а где некогда они сидели и потихоньку сливали свои души воедино, как два потока помойных вод, которые потом сходятся в одну трубу канализации. Константин был счастлив, что подался тогда этой слабости. В последний раз взглянув на косой крест с пожухшим венком, он, не отпуская Чеса, аккуратно направился к выходу. Здесь всё напоминало о смерти, и, уж как банально ни звучало, не потому, что это было кладбище. Каждый яркий цветок насмехался над горем, каждая строгая линия кованого ограждения ухмылялась над зданием, что рухнуло вот прямо тут, каждая мощёная дорожка, как на древних улочках Италии, злобно издевалась над этими людьми, в основном, детишками, чья кровь впиталась под нею. Всё это вместе могло свести с ума любого неравнодушного; Джон с трудом представлял, как охранник выдерживал это — значит, он был не иначе как лешим: вон, даже из-под листвы винограда его не было видно. Точно леший. Под конец они с Чесом просто бежали, ухватившись за руки, до самой парковки.
Джону вдруг пришло на ум, что он бы не выдержал, если б увидел фотографию того солнечного, пропахшего цветочным ароматом денька, когда Кейт дотошно выбирала для Дженни платьишко, расчёсывала её серебристо-чёрные волосы и вплетала туда шёлковые сиреневые ленточки. В итоге сошлись на малиновом платье, Джон запомнил… и вышла Дженни самой красивой девочкой в группе. Нет. Нет-нет, нельзя об этом больше вспоминать. Константин очнулся, когда понял, что пальцы уже начали хрустеть — так он вцепился в руль, а до его щеки холодно дотронулся Чес, не спрашивая, а зная, что с ним, но пытаясь хотя бы так забрать немного его боли к себе. Джон почувствовал, как ловкие пальцы убрали с его щеки дорожку от… нет, не от капель — слёз. Он вздохнул, покачал головой, откинул влажные волосы назад, благодарно посмотрел на Креймера.
— Мы справимся, Чесси… надо только переждать… — прошептал и резко рванул с места, сильно нажав на газ. Ему надо было развеяться, вот и сел за руль.
— Вот уж когда точно начинаешь верить в то, что время лечит… может быть… — простужено-минорным голосом проговорил Чес, сжимая полу его пальто в пальцах. Джон пытался проглотить комок боли и кивал, иногда говорил что-нибудь сам, что-нибудь отвлечённое, говорил о том, что надо бы оплатить квитанцию за дом (те всё же стали приходить, уже во второй раз!), что на следующей неделе надо заняться подключением Интернета и съездить к Джеймсу, чтобы передать ему банковские реквизиты их счетов, а также глянуть, осталось ли что-нибудь на их виртуальных счетах или плохие инопланетяне забрали даже это. Чес смотрел на него благодарно, соглашался, добавлял, что сам отыщет нужный тарифный план для них, что ближайший банк находился в радиусе трёх километров от них в Сан-Клементе, что нужно бы и телефоны купить уже, хотя, конечно, они никому не звонили, но, может быть, для связи с Джеймсом это было бы полезно.
На обратном пути ехали без пробок, скользя на своём чёрном форде по влажной серой реке асфальта. Побитый хромой Ирвайн остался позади, постепенно скрываясь в дыму, что накурило депрессивное небо. Да, небо немного опечалится — всё же близилась зима, какая-никакая, но потом, уже в марте, оно вновь повеселеет. А в декабре они с радостью встретят день рождения Чеса и, кто знает, может, уедут восвояси путешествовать по миру, говорят, например, в Италию зимой съездить — то, что нужно, и не жарко совсем, а дожди не помешают, это точно. Креймер говорил это мечтательно, слегка хрипловатым от воспалившегося горя внутри себя, но уже более светло. Джон старался совершенно отвести его от сегодняшней траурной темы, и у него, судя по всему, получилось. Хотя этот день был уже предопределён своим монохромным оттенком и приглушённым, как в старом кино, звуком. «Надо переждать сегодня» — уже стало почти мантрой, молитвой, заклятием, которое, без всяких сверхъестественных штучек, реально работало.