На осколках цивилизации

Julia Shtal

Повелитель тьмы не пустил никого более, кроме них, на похороны; видеть другие лица было тошно. И не то чтобы Чес был исключением, но… но да, исключением. Сегодня можно. Константин закончил, отбросив лопату, а Креймер водрузил на то место собственноручно сколоченный им крест — простой, но хотя бы так, чем потом искать здесь могилу. Парень пихал его основательно, Джон помог; в итоге палка ушла ровно наполовину, и они оба остались довольны результатом. А потом отошли на некоторое расстояние, и молчание стало ещё более душераздирающим.

Константин смотрел на этот крест, на эти буквы и цифры, нацарапанные там, и не мог поверить, что это грёбаная правда. Впрочем, рано или поздно все придут сюда,

к этому состоянию, но ему уж точно не хотелось видеть смерть дочери при своей жизни и так… так рано, Господи, три года! Джон поднял голову вверх и вдохнул полной грудью свежего воздуха — в последние полтора дня вообще не выходил из той душной комнатки. Только теперь увидел, что над головой небо и оно серое, тяжёлое, ровно как и его душа; через пару минут в ветках деревьев зашуршал сильный ветер, а на лицо упали первые капли. Природа тоже присоединилась к оплакиванию Дженни.

Они стояли долго, минут тридцать, и никакие слова не шли на язык. Наконец первым начал Джон, вдруг усмехнувшийся своим мыслям:

— Как думаешь, это значит, что судьба теперь одаривает нас жёсткими моментами, так как платить больше нечем?

Чес первое время смотрел на него изумлённо, а потом, подумав, в нерешительности покачал головой.

— Вполне. — Он помедлил минутку, а потом договорил: — Давай уже пойдём в помещение. Дождь усиливается.

Константин пожал плечами, но дал себя затащить обратно. После похорон дни потекли лениво, как тягучее серое желе, и очень бесцветно, так бесцветно, как будто из них выкачали абсолютно все эмоции. Время летело лично для него быстро, но к вечеру замедлялось и будто бы навёрстывало упущенное. Джон потерял надежду, силы, смысл идти дальше и желание выживать. И он не мог выйти из этого порочного круга, хотя понимал, что выбираться стоило и такое продолжаться долго всё равно не могло.

Возможно, прошла неделя или больше; они всё ещё продолжали жить в супермаркете вместе с выжившими. Еды хватало, спать было где; Джон так и не смог переместиться из комнаты, где лежала Дженни, в другое место, хотя спал на её кровати очень плохо — Чес как-то напоминал ему о том, что он выглядел не очень, и предлагал перейти в другое место. Но Константин не хотел расставаться с воспоминаниями, пускай горькими, но единственно последними, которые остались у него от дочери; он знал, каким глупым был в те моменты, но как можно объяснить обезумевшему от горя человеку, что стоит делать так, а не эдак, что стоит отпустить эти воспоминания, эти мысли, наконец, ушедшего человека с миром и ступать дальше по своему пути? Повелитель тьмы ничего бы из этого не услышал и не понял, но сам предчувствовал, что вскоре Чес должен был высказать всё это ему…

Случилось это на девятый или десятый день после похорон. Точнее, Джон узнал об этом гораздо позже — ему же казалось, что не прошло и трёх дней. Он почти ничего не делал за это время, даже есть и спать не хотелось — он тупо сидел и смотрел в одну точку. И сам это повелитель тьмы как никто другой осознавал и понимал, но не мог найти стимула и дальше цепляться за жизнь. Чес пытался отвлечь его, но попытки заканчивались провалом. Наконец, вечером, он вошёл к нему в ту самую комнату, застал сидящим на кровати и негромко начал:

— Джон, я не помешаю?

Мужчина ответил не сразу — до него не в тот же момент дошло, что его кто-то зовёт. Всё из внешнего мира доносилось будто бы в замедленной съёмке, сквозь плотную пелену труднопроницаемого вакуума.

— Нет-нет… — ответил рассеянно, пожал плечами и вновь уставился в пол, как и сидел до того. Чес, кажется, хмыкнул, постоял у двери и решил таки войти вглубь комнаты. Потом в нерешительности остановился рядом с ним и уселся на стул.

— Я бы хотел поговорить… — И Джон уже давно

знал, о чём тот хотел поговорить; в ответ он лишь кивнул и приготовился слушать. Креймер прокашлялся, помолчал минуту и поначалу неуверенно начал:

— Знаешь, я думаю, что нам завтра или послезавтра, но точно в ближайшее время нужно будет уходить. Наш путь должен продолжаться, Джон, несмотря ни на что. Прошло уже больше недели, и я понимаю, что ты сейчас не в лучшей форме. Но, как мне кажется, если мы выдвинемся в путь, то ты вновь вдохнёшь жизни, свежего воздуха в своё застоявшееся сознание. По крайней мере, оставаться здесь точно нельзя — обстановка буквально вытравляет из тебя прошлого повелителя тьмы. А там ты потихоньку и развеешься… Нет, я, безусловно, представляю, что мне отнюдь не понять твоих чувств, но… всему есть своё время, Джон. — И Джон слышал в каждом слове правду и был бы рад ей поверить, но что-то, какая-то мнимая перегородка или стена, мешала ему перешагнуть на ту сторону, где была жизнь. Наоборот, какая-то злость и казавшееся непонимание Креймером истинного положения дел вскипали в его душе, заставляя отторгать эту и так понятную правду ещё дальше.

— Всему есть своё время, значит… — Мужчина покачал головой, ухмыльнулся. — Ну так что ж? А если времени нет? Если времени для меня больше нет, тогда что? Нет, Чес, ты даже отдалённо представлять не можешь о том, что, какая жопа творится у меня на душе. Оттуда будто кусок оторвали, понимаешь? Больше нет ни дней, ни часов, ни минут — есть какая-то странная субстанция, называемая временем и текущая каким-то своим ходом. Есть вина, лёгшая где-то здесь… — он указал на сердце, — камнем, есть образы, которые оставить в своей голове невозможно, так же, как и мысли; последние вообще разрушают всё изнутри. А прибавь к этому горечь и банальную боль, что выйдет? — Он покачал головой, прикрыл лицо руками, локтями упёрся в колени. — Я не хочу жаловаться, хотя сейчас только что сделал это. Просто нет больше стимула жить, идти дальше, за что-то бороться. Понимаешь? Совершенно.

— Я понимаю. Но более чем уверен, что оно придёт во время всего этого… как аппетит приходит во время еды, знаешь? Просто скажи мне своё «Да», и я сам устрою то, чтобы ты забылся. А тебе нужно забыться, Джон. Ты сам это понимаешь. В конце концов, мы взрослые люди и отчасти знаем психологию. Люди встают на ноги после смерти близких. Даже самые слабые… а ты встанешь точно.

Константин видел, что слова Креймера не лишены смысла: действительно, чего уж всё преувеличивать? Они и вправду взрослые и должны понимать, что полторы недели хватило сполна для траура в наступившей ситуации. Всё равно, рано или поздно, придётся идти, потихоньку вставать на ноги и приходить в себя; всё равно придётся. И чем раньше начать, тем потом безболезненнее будет реабилитация; но самое тяжёлое — это начать. Ведь начало всегда есть нечто новое, а Джон ой как не любил привносить в свою жизнь какие-то новшества…

Но Чес говорил убедительно, поэтому мужчина решился поверить ему, отдаться в полное его распоряжение. Он сказал, что поспособствует его восстановлению, вернёт к жизни, нужно лишь только согласиться в скором времени отчалить отсюда. Джон, конечно, с трудом верил, что секрет так прост, но сам факт довериться Креймеру ему отчего-то нравился; правда, тогда в его голове проскользнула паническая мысль: а не считается ли это сближением? Но теперь совершенно не было выбора — Чес его единственное спасение, причём спасение не вынужденное, а… какое-то желаемое. Да, он и сам желал, чтобы кто-нибудь вот так безвозмездно протянул ему руку и никогда в жизни не напоминал о том, что помог; парень идеально подходил под это определение. Поэтому повелитель тьмы, подумав, посмотрел ему в глаза прямо, пристально и тихо ответил: