На осколках прошлого
Шрифт:
— Ники, тебе больно? Плохо? — беспокойно спросил Майкл, моментально оказываясь у моей кровати.
— Нет, весело, — рассмеялась я, уже сама не зная, чему.
И он засмеялся вместе со мной. Просто так, даже не зная причины моего веселья. За это я его и люблю. Господи, что я сказала? Люблю?! Нет, я ошиблась. Да, нет же! Люблю. И не хочу врать ни себе, ни ему, ни кому бы то ни было еще. Не могу это больше скрывать, я так устала. Не выдержав всего этого вихря мыслей, признаний и откровений, я заплакала. Да, как последняя истеричка. То заливаюсь смехом,
— Милая, почему ты плачешь? Где больно?
В сердце. И я показала на сердце.
— Сердце болит? Я позову врача.
— Нет! — крикнула я и протянула к нему руки.
Он всё понял и просто обнял меня.
— Моя сладкая девочка, не плачь. Я же здесь. Теперь всё будет иначе, — ласково шептал он мне на ухо.
Верю. Верю! Но слёзы никак не хотели останавливаться. Поэтому я крепче обняла его.
— Зачем, зачем ты это сделала? Расскажи мне, Ники. Расскажи мне всё!
Я закивала, ещё сильней плача. Всё расскажу. Только, как ты будешь относиться ко мне, Микки, когда узнаешь всю правду? Отец. Долг. Удары. Итан. Компромат. Я зажмурилась от такого наплыва воспоминаний.
— Какой сегодня день? — испуганно спросила я.
— Десятое января, суббота, — ответила Мел, тихо наблюдавшая за нами из кресла.
Слава богу! Ещё месяц.
— Подождите, как десятое? Мы же вчера Рождество встречали…
— Нет, Ники, Рождество мы встречали не вчера и даже не позавчера. Все это время ты была тут, на грани жизни и смерти, — ответил он дрогнувшим голосом.
Мел бесшумно встала и вышла, чтобы оставить нас вместе.
Я последний раз притянула его в объятия, мягко поцеловала в щеку, укололась об его густую щетину и выдохнула. Десятое января. Время есть. Но денег всё равно не хватает. И я опять разрыдалась. Выхода не было. Весь мир скоро узнает о моём прошлом, а с ним и Майкл. А еще меня, скорее всего, убьют. И уже моим ухом будут кого-то запугивать.
— Не надо слез, Ники. Расскажи, почему ты плачешь, — просил меня Майкл.
— Потом. Дай мне Флемиксин. Неужели в этой больнице нет таких хороших таблеток? Что это за дурацкая больница тогда?!
— Что ты всё время просишь? Доктор сказал, что таких таблеток не существует. А в крови у тебя было найдено сильнодействующее наркотическое вещество. Зачем ты принимала наркотики, Ники? Почему порезала вены? Я устал задавать одни и те же вопросы, черт возьми! Отвечай, Ники!
Да, не делала я этого. Они не понимают. От всех этих эмоций и давления Майкла у меня закружилась голова, и я стала проваливаться в сон. Но уже не в темноту, это радует.
— Спать… — только и успела сказать я.
— Конечно, спи, моя родная, спи.
Майкл устроился рядом с койкой Ники и взял ее за руку. Такие нежные пальчики, но до сих пор — ледяные. Кровь еще не начала нормально циркулировать, отогревая застывшее тело. Его колючая, темная феечка, его любимая девочка могла умереть. Она почти зашла за черту. Господи, он и так для нее слишком взрослый, старше на целых восемь лет, но от ее выходки чуть не постарел лет на
— Превратился бы я в старика, знала бы, как играть со смертью, — тихо произнес он, гладя кисть ее руки.
Было очень страшно увидеть ее всю в крови на полу в ванной. Глаза отказываются верить в увиденное первые пять минут. Ты действуешь на автомате: переворачиваешь ее, щупаешь пульс, пытаешься подавить панику, потом звонишь в скорую и молишься, чтобы она выжила. Но осознание всего происходящего приходит позже, — когда ждешь в больнице, за дверью реанимации, а каждая прошедшая минута отбивает в голове назойливый ритм, и ты не знаешь, отмерена ли ей еще одна…
— Как она? Заснула? — В двери появилась голова Мелани.
— Кажется, да. Дышит ровно, не дрожит, не плачет. Вроде, все налаживается.
— Господи, как я испугалась. Умеет Кросс заставить тебя понервничать, — устало сказала Мел и опустилась в кресло у стены. — Что у вас с ней происходит? Я ничего не понимаю! То она плачет, что у вас ничего не выйдет, то звонит и радостно рассказывает, какой ты хороший… Вы, часом, не вместе наркотики принимали?
Майкл прокашлялся, удивленный ее последним заявлением. Он все еще не мог смириться с мыслью, что Ники употребляла запрещенные вещества. Просто не мог поверить, что такая девушка, как она, могла прибегнуть к помощи наркотиков. Слишком просто, слишком легко, — абсолютно, не для ее крутого нрава.
— Я и сам не знаю. Наши отношения пока и отношениями назвать нельзя. Но мы поставим точку, сразу же, как только она придет в себя.
— Прямо сразу точку? Ты даже не дашь ей еще один шанс?
— Точку, в другом смысле. Разберемся, наконец, с нашими отношениями, и вообще, со всем этим дерьмом. По поводу наркотиков, Мелани, ты знала об этом? О том, что она принимает их?
— Упаси Господь! Ники и наркотики. Это слова-антонимы. Нет, она не могла. Я клянусь тебе. Она не могла!
— Вот и я так думаю…
— Мистер Митчелл, можно вас на минуту? — Позвал его приехавший врач, приоткрывая дверь.
— Да, конечно. — Майкл наклонился к Ники и поцеловал ее в лоб. — Я вернусь, моя девочка. А ты спи, — и вышел.
***
На следующий день мне стало гораздо лучше. Солнышко стучалось в жалюзи, воздух был свежим и приятным. Я вдохнула полной грудью, все еще не открывая глаза. Ах, как хорошо! И в голове проносятся смутные воспоминания о том, как Майкл держит меня за руку, шепчет что-то очень-очень приятное…
Открыв глаза, я никого не увидела, и мне стало грустно. Очень. Хорошее настроение моментально испарилось. Майкл, наверное, подумал, что я чокнулась, и тихо ушёл. Вот, что он шептал мне вчера. Что уходит. А Мел… Мел просто устала, сколько можно тут сидеть. Я закрыла глаза и начала считать до десяти, чтобы не заплакать. Когда было уже девять, дверь открылась, и вошёл Майкл с пакетом, а за ним — Мел с коробкой. Оба посвежевшие, отдохнувшие.
— Ники, ты уже проснулась! — воскликнула она, подбегая ко мне.