На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Не знает. Но я не могла ждать дольше. Это было подобно муке! И как только удалось выправить все бумаги и договориться с американцами…, — она не договорила и отвела взгляд в сторону в темноту летнего парка за окном. И неожиданно сменила тему, вдруг задав вопрос о том, знаком ли Рихард с творчеством Брехта [217] . Оно было запрещено в рейхе еще с 1933 года, когда Рихард только-только заканчивал школьное обучение. Неудивительно, что он покачал головой в ответ.
217
Бертольт Брехт (1898–1956) — немецкий драматург, поэт, теоретик театра, основатель театра «Берлинер ансамбль». С середины 1920-х гг. изучал теорию марксизма,
— Ты знаешь, я не люблю его как коммуниста, но полюбила его стихи, — призналась Адель, не глядя на него. Это стало откровением для Рихарда. Его бывшая невеста не особо любила литературу или театр прежде, предпочитая кинематограф и джазовые выступления. А потом замер, слушая, как она цитирует по памяти строки, в первые же секунды затронувшие его душу:
— Страна, принявшая нас, не дом для нас — лишь убежище.
В вечной тревоге живем мы — живем поближе к границам,
Ждем дня возвращения, следя с замиранием сердца
За малейшим изменением по ту сторону границы,
Ревностно расспрашивая каждого новоприбывшего оттуда,
Ничего не забывая, ни от чего не отказываясь…
Она посмотрела на него внимательно через дым сигареты, которую держала между кончиков пальцев. Это было так знакомо ему. Этот жест, изгиб ее ярко накрашенных губ, взгляд ее глаз, в которых по-прежнему горел призыв, на который он уже не мог ответить. Раньше в ответ на этот манящий взгляд в нем вспыхивало желание жадно целовать эти ярко-накрашенные губы. Теперь же внутри дрогнуло легким сожалением, что увы, ему нечего было дать Адели. Она была права — он выгорел дотла, как сгорела Германия в эти последние месяцы.
— Я не отказалась, Рихард. И я не забыла. Именно поэтому я здесь. Нет, не говори ничего, — подняла она ладонь, не давая ему даже слова произнести. — Я — взрослая женщина, Рихард, а не наивная юная дева. Я понимала, что мы расстались с тобой не на недели и даже не на месяцы. Что между нами будут годы. Возможно, вечность. Что у нас будут другие. Поэтому я разорвала нашу помолвку и вернула кольцо. Но я видела фотографии твоего самолета в немецких газетах… я верила… и Ханке мне написал… И это был мой выбор — ждать и верить. Я здесь как твой друг. Я хочу тебе помочь. Как ты когда-то помог моей семье. Помнишь?
— Для этого необязательно было так рисковать собой, — недовольно заметил Рихард. — Послевоенная территория — не то место, где безопасно быть женщине.
— Если ты заметил, я не одна, со мной сопровождающие. Здесь мы под личным патронажем генерала Маршалла [218] . Как я уже говорила, мой отец завел неплохие знакомства с американцами. Именно поэтому Розенбург оказался под охраной в первые же дни освобождения от нацистов.
Как и он сам, Рихард.
218
Джордж Маршалл-младший (1880–1959) — американский государственный и военный деятель США, генерал армии, инициатор плана Маршалла. С 1939 по 1945 г. занимал пост начальника штаба армии США. Один из основных американских военачальников Второй мировой войны, отвечал не только за положение дел в армии США, но и за ее взаимодействие с европейскими союзниками.
Это не было озвучено, но было настолько ясно, что в словах не было нужды. То, что он остался живым, а Розенбург более-менее целым и неразграбленным, была заслуга Германа Брухвейера. Рихард понимал причины, по которым тот помог ему, но принять эту помощь было невыносимо
— И мне кажется, что только я могу уговорить тебя уехать, — призналась Адель после короткой паузы. — А уехать ты должен, Рихард. Мне жаль говорить, но Германия будет разделена между победителями. Такое соглашение было заключено с СССР когда-то. Если бы нужно было решать вопрос с американцами или хотя бы британцами, можно было бы найти возможность оставить тебе твою собственность. Можно было бы договориться. Но… Мне жаль, Рихард, Тюрингия отойдет коммунистам.
Услышанное ошеломило Рихарда. Его любимая земля… Усадьба под Орт-ауф-Заале, родовой замок, вилла в Берлине — все это будет отнято, ведь коммунисты не признавали частной собственности, насколько он знал. В правдивости этих слов он нисколько не сомневался, помня о том, как разделили Германию после Мировой войны. Эльзас, Лотарингия, Силезия, Данциг, Познань. И вот черед его родной Тюрингии в знак расплаты за грехи…
— Надолго?
— Боюсь, что надолго. Союзники не желают видеть Германию самостоятельной, как было после Версальского договора. На этот раз страна останется под протекторатом, пока не станет ясно, что в будущем она не станет снова угрозой для мира. Запад страны будет под британцами и американцами. Восток отойдет Советам. Если ты останешься здесь, то не только лишишься всего, а будешь арестован. И скорее всего, Советы тебя выдадут британцам, с которыми не захотят ссориться сейчас. Папа говорил, что британцы яро жаждут отмщения за Ковентри, а получить в свои руки летчика, который был таким ярким участником Битвы за Англию, да еще с именем фюрера в своем прозвище… Для них дело чести. Ты должен уехать. Должен покинуть Германию!
— Ты пре… предлагаешь мне бе… бежать как крысе! Бро… бросить страну!..
— У тебя нет другого выхода, Рихард! Послушай же меня! — тоже вспылила Адель в ответ на его ярость при одной только мысли об этом позорном бегстве.
— Я мо… могу уехать в и… имение дяди под Мель… Мельдорфом!
— Юг Ютландии отходит британцам. — Адель один за другим разбивала варианты будущего, которые Рихард порой обдумывал прежде. — Ты мог бы остаться в землях под контролем американцев, но рано или поздно британцы узнают о тебе, и все придет к тому же финалу! Рихард, у тебя нет другого варианта, пойми же и прими это!
Адель вдруг поднялась с места и подошла к креслу, на котором он сидел. Опустилась на колени перед ним и взяла его ладони в свои руки, глядя с мольбой снизу вверх в его лицо.
— Я прошу тебя — уезжай! Не думай больше о Германии! Ее больше нет и возможно не будет! Но если вдруг что-то изменится, ты ведь всегда сможешь вернуться! Нет, не в Тюрингию, конечно. Возможно, на побережье Северного моря, в поместье Ханке в Ютландии. Я думаю, папа сможет что-то придумать, чтобы уладить ситуацию с британцами. Это, конечно, займет время, но…
Они говорили об отъезде почти всю ночь и разошлись только под утро, недовольные друг другом и предметом разговора. Адель не понимала странное упрямство Рихарда в вопросе эмиграции из страны, а он не хотел принимать ее доводы. Этот спор продолжился и в последующие дни. Он на время скрывался за другими разговорами — о прошлом, о настоящем и будущем, а затем все равно змеей проскальзывал между строк наружу и отравлял их беседу, снова и снова оставляя вкус горечи.
В конце концов Рихард сдался, видя, какую боль причиняет Адели, каждый раз пытаясь донести до нее свою точку зрения. Он понимал, как принижает усилия, которые приложили Брухвейеры, чтобы сделать его отъезд возможным. И это в то время, когда американцы сгоняли в лагеря всех немцев мужского пола, подозреваемых в военной службе. Настоящая волна арестов прокатилась по всем окрестным землям. Только связи Брухвейеров спасали Рихарда от заключения под стражу, как он понимал. Да и рисковать безопасностью Адели, которая отказывалась уезжать без него, он не желал. Пусть эти земли находились под янки, а Розенбург под протекцией американского высшего командования, случиться в это опасное время могло что угодно. Немецкие беглецы, военные мародеры союзников, да и просто жаждущие возмездия бывшие заключенные лагерей, которые по слухам все еще были опасны так же, как и в первые дни освобождения… Нет, ему бы определенно хотелось, чтобы Адель вернулась обратно в Швейцарию, где было гораздо безопаснее.