На острове Буяне
Шрифт:
«Вот и кончилось всё, – думала она. – Вот и кончилось… Домой бы пойти, да сил нету. Ничего уже нет. Позор один вышел. И всё…»
– Фрумкин, Фрумкин, – меж тем листал страницы Козин. – Так. Революционер… Ссылка… Канск, Абакан… В Красноярске работал в губкоме… «Пробыв несколько дней в Екатеринбурге, я отправился в Москву». Погоди, а как он там оказался именно в дни расстрела царской семьи? А потом сразу стал заместителем наркома финансов?
– Не врал, значит, беззубый гад, флейтист! – восхитился Кеша. – Что у него предок – революционный шишкарь был.
– Нет, но… Теперь – почту за честь! – выпалил Козин с готовностью. – Погоди, а у тебя-то фамилия… Что-то знакомое, как будто, я где-то встречал. На этой, кажется, странице…
– Ну, нас то Шалиными записывали, то Шальиными, – с неохотой отвечал Кеша. – Исетск – хоть и город, а невежества там хватало… В общем, ничего особенного. Я от этого дикого места на земле давно отмежевался. Забыл, как дурной сон… Неужели по мне не видно? Что я давно взлетел над своей средой!
– А сегодня разве среда? – удивился Козин.
– Суббота, – не сразу вспомнил Кеша. – Но я и над субботой взлетел.
И снова Бронислава слышала сквозь дремоту шелест страниц. «Посижу ещё чуток, – подвигала Бронислава пальцами ног на чужом холодном половике. – И уйду. Век в одиночку доживать. Всё равно уж теперь».
– …Точно! В убийстве царской семьи… – читал Козин. – Отряд красноармейцев, в который входили… Так, так, так. Ага! Егор Шалин!.. А не шестёркой ли он у хрумкинского деда был? А? У фрумкинского, то есть? Твой дед Егорша?
– Да ты что? – вскричал Кеша, не веря своему счастью. – Дай глянуть… Нет, я знал, конечно. И Хрумкин мне навязчиво внушал и даже плевался: «Между нами много общего!.. Таинственным образом связаны мы навеки, хотим этого или не хотим! Я и ты – мы обречены на гадский, роковой, нерасторжимый союз». Но чтобы в книжке то же самое пропечатали? На уровне предков? Невероятно…
Снова наступила долгая, висячая тишина.
– …А у нас почему ни у кого в Исетске антиквариата нет? – требовательно спросил Кеша. – А у нас почему в кармане – вечно вошь на аркане, блоха на цепи?.. Почему?
– А я откуда знаю? – рассеянно ответил Козин.
– …Погоди. Неужто ваши с Хрумкиным легендарные деды… – снова заговорил он через время, потирая лицо ладонями. – Бок о бок. Великие дела творили?!. Хм, очень даже может быть… Да, братцы, в таком случае – измельчали вы. Оба.
– Но-но! – вдруг заносчиво вскричал Кеша. – Ты – что угодно можешь говорить обо мне лично, но про Хрумкина!.. Изволь извиниться. Сейчас же.
– Да я… Извини, конечно. Я же – ничего! – растерялся Козин. – Он – славный парень, совсем простой. Ну что, на колени мне перед тобой встать? Да я… Я встану! Я даже запомнил. То, что ему нравится. «И часто плакал от испуга…»
– «Умом царицы ослеплён!» – поучал Козина Кеша.
– «Великолепный Соломон!» – с готовностью подхватил Козин, тяжело рухнув на колени. – Извини ещё раз… Соломон! Соломон! Соломон!!!
– Вот именно: Соломон. В моём присутствии – не позволю! Потому
Затем рюмка звякнула о рюмку.
– А ведь, хорошо, – выпив, медленно проговорил Козин, удивившись своим каким-то тихим мыслям.
– Что именно?
– Хорошо всё складывается. Вовремя ты на меня выскочил. А жён… Мало ли у тебя законных жён было? – рассудил он и вдруг заметно повеселел. – Жена не стена, можно и подвинуть!
Кеша тоже выпил и теперь внимательно следил за козинским лицом.
– Ты ей вот что скажи, своей очередной законной! – окончательно решил Козин. – Скажи своей великовозрастной колхознице: редактор из Шерстобитова на работу к себе позвал. Скажи: «Устроюсь – приеду за тобой». Ну и всякое такое: я же, мол, не могу жить, нигде не работая, там квартиру обещают!.. А сам – к Зойке. Только так можно распутать твой несуразный клубок… И – держись за Хрумкина, старик! Ты ему скормил Зойкин холодильник, а взамен получишь – творческую судьбу. Будешь скоро сидеть в самом высшем городском обществе! В качестве русского болвана. Они всегда одного или даже двоих таких рядом с собой сажают, для контраста… И меня отсюда вытащишь!.. А ты – ловок, брат. Везёт же дуракам на связи… Значит, едешь? К Зойке? К Хрумкину?
– О-о-о! Замётано. Блестящий выход, – торжествовал Кеша. – Ты, старик, гений. Второй Хэм!.. Нет, ты – третий Бодлер. Ты… – просто четвёртый Фейхтвангер какой-то, старик! Правда, Фейхтвангер вылитый. В анфас – Бодлер, а в профиль – Фейхтвангер. И, если мне не изменяет память…
– А она тебе – изменяет! – весело уточнил Козин. – И – часто!.. Ой, счастливчик! Да я бы на твоём месте этим знакомством так воспользовался!.. Как же я Хрумкина-то возле Пегаски прошляпил? Чокался со всякой шпаной… Да если бы я с ним вовремя скорешился, разве бы я сейчас в Буяне сидел?! Старик, я бы пустяком был доволен, крошечной рекомендацией. Я место бы тогда в городе сходу получил!..
– Короче, ты – пятый Эрих! И всё тут, – продолжал ликовать Кеша. – И даже пятая Мария, разумеется. Одновременно. В общем, пятая Ремарк ты, короче.
– Короче, скажешь своей жене, как я сказал. А там и я подъеду. Выпьем втроём, разок, другой, у Хрумкина. Расходы беру на себя… Ну? Вперёд! В большую, мировую культуру! Срочно!.. Перед тобой дверь туда открыта настежь, а ты, балда, ушами хлопаешь!..
– Ослеплён! Ослеплён! – жмурясь от везенья, махал Кеша руками. – Ух, как ослеплён, благодаря тебе, Козин!..
– Не забыл, что надо сказать жене?
[[[* * *]]]
Бронислава резко отёрла с лица дремоту, встала с табуретки и распахнула дверь во всю ширь.
– А зачем мне говорить-то? Уж и так всё сказали! – вежливо крикнула она.
Козин повернул к Брониславе длинное красивое лицо и смотрел ничего не выражающими белёсыми глазами. С его вилки на пол неслышно упала килька.
– Непонятно, но… бодрит, – уставился он сначала на пальто, а потом – на её босые ноги.
Кеша недовольно хмыкнул.