На отшибе
Шрифт:
Папаша время от времени звонил Эгине в город со стационарного телефона её герберской тёти, «отчитаться о ходе проделанной работы», как он говорил.
– Пол набрал, – вот и всё, что папаша смог сделать о очередной раз за две недели, на пару с двоюродным братом дочки. На что-либо ещё денег мол не хватало, не на что материал купить. Папаша называл нереальные цены и скрывал настоящую сумму отложенных им денег. Вся она уходила на пьянку с размахом.
– Почему у тебя голос скрепит? – спрашивала Эгина по телефону.
– Устал, траву на участке
– Ты ничего не понимаешь! – надменно фыркал тот в ответ. Судя по их разговорам, Эгина вообще ни в чём не разбиралась, и даже думала, и говорила не то, и не так. Полная дура, проще говоря. Папаша настолько часто напоминал дочке об этом, что в какие-то моменты она начинала верить в это.
За последний год в строительстве произошёл лишь один заметный сдвиг – в доме появилась печь. Эгина не знала, насколько хорошо она сложена, но папа уверял её, что отлично, ведь сложил-то ту не кто-то, а его многоуважаемый товарищ – объявившийся в коем-то веке в Гербере дальний родственник Эгины. Родственник явился в Герберу строить себе дом, и ему очень не помешал бы помощник, работающий за бутылку. Немного дифирамб Эгининому папе, и он стал для того другом номер один, отличным мастером и лучшим человеком на свете.
Папа не пожалел денег на работу мастера. Дело было не только в обожании того, папаша задумал варить самогон или что-то там ещё и зарабатывать на его продаже. Само собой, Эгине с её мамкой он об этом не сказал. В Гербере он нашёл двух единомышленников: того самого Мастера и двоюродного брата Эгины Джека. Мастер уверял, что спиртного не пьёт, он же ещё и спортсмен. Он говорил о том, что есть более хорошее средство для расслабления и поднятия настроения – ароматические травы, привезённые им из-за границы.
– Никаких запрещённых веществ, не! Провезти бы не разрешили. Это лечебные травы, – объяснял Мастер. Папаша с радостью попробовал и даже Эгине предложил, но она отказалась, не желая нанюхаться неизвестно что. Папа назвал её северным оленем и травы куда-то унёс. «Северный олень» означало «Дура дикая». Эгина не могла понять, почему для оскорбления было выбрано красивое и полезное животное. Для неё подобное сравнение являлось, скорее, комплементом. Папа же зверей не любил и считал их совершенно безмозглыми. Конечно же, он ничего не знал об оленях и не видел в них красоты. Он вообще красоты ни в чём не видел, кроме как в своём отражении.
Пьянство хорошо выглядеть ему не мешало, так он считал во всяком случае. Эгина ещё не знала, что он выдумал маски из клубники делать, пока
К этому делу папа подключил и городского дядю Эгины. У того друзья любители вечного веселья были. Один с дачей нашёлся, там и принялись зелье готовить. Можно стало не ограничивать себя отпуском в Гербере. Так строительство совсем остановилось. Некогда папе гвозди заколачивать: надо Мастеру помочь на его стройке, зелье приготовить и о себе любимом не забыть – маску нанести, попить, закусить, понюхать, вырубиться и отоспаться.
Герберские родственники Эгины о его новых увлечениях знали, но ни ей, ни её маме ничего не говорили. То ли не считали нужным, то ли свой интерес был. Мотивы молчания эринианка поняла позже. Пока же она думала, что папа в Гербере пытается хоть что-то сделать в доме, выпивая по стаканчику.
Сама же она и её мамка в недостроенный дом не ехали, не видя смысла. Из благ цивилизации в том имелась только лампочка на переноске. Из мебели имелась только пара столов, отданных соседями; деревянный настил со старым матрасом и строительные подставки вместо скамеек. Папа же уезжал из города охотно, и у Эгины с мамкой появлялась возможность отдохнуть в квартире от его закидонов и скандалов, которые он устраивал и в трезвом виде – ещё один его способ улучшить своё настроение.
Ведя совместное дело, дядя и надоумил папашу на раздел квартиры. Однажды он и тётка сказали Эгине и её мамке: «У вас дом в Гербере есть. Выписывайтесь из квартиры и переезжайте в него».
– Он ещё не пригоден для проживания, – ответили те. Услышанное повеление их не удивило.
– У нас и такого нет, – настаивали родственники. Конечно же, Эгина с мамкой ответили «Нет». Тут им пригрозили, что если в ближайшее время они не переедут, то хуже будет. Что именно произойдёт не сказали, но уверенно заявили, что здоровье они в этот раз точно потеряют. После этого, какое-то время вроде бы ничего плохого не происходило. Дядька с тёткой даже притихли.
Спустя несколько недель после этого разговора Эгина отравилась. Её тошнило и рвало три дня, держалась повышенная температура и не проходила ломота и слабость.
– Видно, колбаса испорченная была, – полагала мама. Эгина не заметила ничего подозрительного в колбасе за исключением того, что та оказалась очень жирной. Другого объяснения она, однако, не находила и потому согласилась с мамкой. Папаша нервничал и называл дочку симулянткой. Мама звонила сестре в Герберу и спрашивала, что делать при отравлении (та с такими вещами знакома была), а папа требовал: «Не помогай ей, пусть не прикидывается!» Он-то прекрасно знал, что доча отравилась не колбасой.