На Памирах. Записки русской путешественницы

Головнина Ю. Д.

Дни очень жарки и езда верхом по солнцепеку утомительна. Около 11 часов сделали привал на берегу арыка, под громадным карагачом, — это последний наш привал. С горами мы также простились; за Уч-Курганом, оглядываясь назад, мы еще видели несколько горных кулис, скрывавшихся в голубой дымке; дальняя, снежная едва рисовалась на бледном небе. Теперь горы превратились в низкие, некрасивые холмы. Дальше местность становится однообразною: там, где лессовая почва не орошена, она превращается в голую, выжженную пустыню, по которой изредка, порывами налетевшего ветра, поднимаются пыльные смерчи; мельчайшие частицы лессовой глины затягивают дымкою горизонт; яркий солнечный свет, отражаясь на почти белой поверхности почвы, слепят глаза; душно, мухи назойливо лезут в глаза и рот, лошади идут вяло.

Вдали, наконец, показалась сплошная масса зелени, точно лес, растянувшийся на много верст в длину; это Маргелан, потонувший в этой зелени так, что и признаков

города не видно. Проехав еще несколько верст, мы миновали стрельбище, казармы, «пьяный базар» (во всех наших азиатских городах есть почему-то «пьяный» базар), а город еще не чувствуется, — едешь парком: дома, даже на главной улице, прячутся в глубине садов. Вот мы, наконец, в довольно опрятной комнате местной гостиницы, где нам тотчас же подали так называемый «домашний обед», но наши кочевые обеды, из баранины были куда вкуснее. Пришлось привести в порядок свой туалет, а нам с Н. П. заменить черкески европейским платьем: очень оно показалось нам неудобным, юбки путались по ногам, стесняя движения, и карманы оказывались не там, где мы привыкли находить их.

В этой просвещенной стране поезда отходят один раз в неделю, причем здешние поезда не согласованы с ташкентскими, и в Ховасте приходится ждать дня по два и более [50] . Мы имели несчастье приехать сюда в понедельник, тогда как поезд из Маргелана отправляется лишь в ночь с пятницы на субботу. Если мужу не удастся выхлопотать разрешения проехать с одним из товарных поездов, мы потеряем здесь массу времени.

Немедленно после приезда, муж побывал у вице-губернатора г. Васильева с тем, чтобы поблагодарить его за оказанную им нам любезность по хранению наших вещей у себя за время нашего отсутствия. Вечером того же дня, г. Васильев приехал к нам, чтобы, по его словам, «приветствовать героинь-путешественниц», и при этом настойчиво приглашал нас на завтра обедать к себе без предварительного визита его cynpyrи ; мы пробовали было отговариваться слишком незатейливым дорожным костюмом, но он указал нам на пример М. М., который обедал у них в своей верблюжьей куртке.

50

Дорога не была еще в то время официально открыта, а потому правильного движения еще установлено не было.

В тот же вечер муж съездил к местному железнодорожному начальству с просьбою доставить нас каким-либо скорейшим путем в Ташкент; начальник участка телеграммою запросил о разрешении на это и обещал уведомить о результате. В два часа ночи, когда мы уже спали сном праведников, раздался неистовый стук в наружную дверь, затем в окно с улицы всунулась голова, которая заявила, что ей нужен инженер Т., которому она имеет передать телеграмму: это было разрешение дать нам вагон и прицепить его к паровозу, идущему в Ташкент; по объяснению обладателя головы, паровоз уже готов и отправляется немедленно. Но лошади наши еще не проданы, вещи не собраны, а потому воспользоваться этим случаем нам не пришлось.

19 августа. Город имеет сегодня праздничный вид по случаю приезда генерала-губернатора. Так как окна наших комнат выходят на улицу, мы имели возможность, не трогаясь с места, любоваться процессией, которая продефилировала мимо нас.

Рис. 63. Улица в новом Маргелане.

Вдоль фронта выстроившихся войск прошел генерал-губернатор в сопровождении губернатора; ехавшую сзади коляску окружали красавцы-джигиты на белых конях, в белых папахах, ярко-красных кафтанах и желтых киргизских расшитых чамбарах. За ними, в парадных костюмах, следовали верхами местные депутаты и представители, а в конце процессии тянулся всякий сброд, оборванный и босой; нередко сидело по двое на одной лошади, покрытой рогожною попоною. Флаги развеваются, пушки палят, дамы машут платками. По прибытии на вокзал ген. — губернатор был встречен сартскою депутацией, поднесшую ему хлеб-соль, от которой он отказался, заявив депутации, что согласится принять ее лишь впоследствии, когда сарты своим дальнейшим поведением докажут, что раскаиваются в происшедших беспорядках [51] .

51

Нов. Маргелан был гнездом восстания.

Вечером обедали у вице-губернатора, жена которого, совсем еще молодая и очень красивая женщина, приняла нас с таким радушием и простотою, которые совсем очаровали нас; проведя у любезных хозяев несколько приятных часов, мы всем обществом отправились смотреть иллюминированный город.

20

августа. Н. П. и мне хотелось приобрести здесь несколько ковров киргизского изделия: они довольно красивы, бесконечно прочны и весьма доступны по цене; с этою целью мы направились с нею сегодня вдвоем в азиатскую часть города. Почуяв поживу, нас немедленно же изловил местный маклер, предлагая свои услуги, которыми мы и сочли за лучшее воспользоваться, так как по незнанию языка часто становились в затруднительное положение. К огорчению нашему однако мы узнали, что киргизы привозят свои ковры для продажи лишь осенью; теперь же изредка попадаются подержанные и пообещав найти для нас таковые, наш чичероне вызвался свести нас к «покупальному человеку» (от глагола покупать), оказавшемуся владельцем довольно обширных бань. Лишь под конец нашего визита мы догадались, что находимся в этом гигиеническом за ведении: по стенам на гвоздиках чинно висели чалмы, а под ними лежало аккуратно сложенное платье — ни пара, ни специфического банного запаха не было. Ковров мы не купили: они оказались не подходящими, но проголодались страшно и направились к первой встре тившейся туземной кухмистерской, в которой подкрепились порцией пельменей из баранины с ужасающим количеством перца и лука; за пять копеек каждая из нас была сыта по горло.

Вечером муж отправился на бал, даваемый городом ген. — губернатору, чтобы иметь случай, вернувшись из путешествия, поблагодарить ген. — губернатора и ген. Ионова за оказанное нам содействие. С бала он попал прямо в товарный вагон, который ждал нас эти дни, и в котором мы расположились на ночлег с вечера. Часа в два ночи нас прицепили к отправлявшемуся поезду и мы покинули Маргелан.

Удачно миновав всякие задержки и препятствия, грозившие нам долгим ожиданием на станции Ховаст, 23 августа, ровно в полночь мы подошли к Ташкенту и, не желая своим поздним приездом беспокоить кого-либо у Н. И. Королькова, снова предложившего нам свое любезное гостеприимство, муж выпросил у начальника станции разрешение переночевать в ваго не, для чего нас и отправили на запасный путь.

И вот мы опять в Ташкенте, на даче у неизменно милого и радушного Н. И.; мы в тех же высоких светлых комнатах уютного флигеля, тот же безукоризненный мажордом Михайло и молчаливый Юнус периодически появляются в них, нас встретила та же предупредительная заботливость о нас словно невидимой феи, как и в первый наш приезд сюда. И чудится мне, что заснула я тогда в этом флигеле, и привиделся мне долгий, фантастический сон путешествия к киргизам с их юртами и верблюдами, Памиры с их озерами, горами и пустынями, и вот теперь опять проснулась я здесь, во флигеле, в саду.

В этот наш приезд мы застали у Н. И. Королькова новое лицо: это был Николай Александрович Иванов, вновь назначенный помощник генерал-губернатора. Не говоря о личном, в высшей степени хорошем впечатлении, произведенном им на нас, отзывы, которые приходится слышать о нем от всех окружающих, заставляют искренно порадоваться этому назначению. Много лет прослужил он в крае, изучил его всесторонне и вся прежняя деятельность его показала в нем человека с выдающимися способностями, гуманного и энергичного [52] .

52

Как известно, в начале текущего 1901 г. Н. А. Иванов назначен генерал-губернатором края.

На следующий день мы окончательно распрощались с нашей прислугою, делившею с нами за эти два месяца все путевые приключения и невзгоды. Пришедший для получения расчета Мурза меня поразил своим великолепием: в нарядном, с иголочки, халате и расшитой шелками тюбетейке подошел он ко мне, держа в одной руке букет цветов, а в другой тарелку с виноградом и колоссальными персиками. Необычная торжественность его появления вскоре объяснилась: перед нами был не просто шалопай Мурза, а Мурза-жених. За время его отсутствия родители его нашли, что пора бы молодца усадить на место и, подыскав с этою целью подходящую невесту, не только просватали упомянутого молодца, но и выплатили родителям невесты значительную часть калыма. Мурза был очевидно весьма польщен фактом, что вот и он будет теперь серьезным человеком и, указывая на свою новую тюбетейку, с гордостью объяснял, что она специально для него вышита его невестою (в то время, когда он и не подозревал о её существовании). Получив причитающееся ему жалованье и подарок в виде суконного халата, Мурза стал в позу и произнес спич, в котором очень одобрял и нас самих, и путешествие с нами. Такого рода прощальные приветствия здесь очевидно в обычае, так как и Алим-бай, и Ташмет, прощаясь с нами, также обращались к нам с речью, в которой просили извинить их, если они чем не угодили нам, при чем неизменно прибавляли, что они «мало служили, много денег получили». «Прибавочки» и «на чаек» с нашей милости никто из них не просил.