На память милой Стефе
Шрифт:
Ответа я не получил, но почувствовал, что человек на другом конце Земли, хозяин квартиры в этой части Европы – улыбается. Как и я.
Вечер оказался бурным. Кажется, все семейство Леи решило отметить успешное выполнение задания, будто я сдал выпускные экзамены в школе или колледже. Бабуля приготовила лазанью невиданных ранее размеров. Жан принес баранину и сам принялся ее запекать. Твердил, что никто не готовит баранину так, как он. Элена принесла мой любимый козий сыр. И передала пирог от Джанны с приветами и пожеланиями не пропадать надолго. Я уже несколько дней не заглядывал на рынок.
– Она тоже плакала. Ей пироги не пришлось солить, она их слезами залила, – объявила Элена.
– Передайте ей, пожалуйста, что не хотел ее волновать.
Элена не поняла, о чем я говорю.
– Ну, Джанна переживает из-за того, что не знает, где я нахожусь, да? – уточнил я. – Раньше она всегда беспокоилась. Ей не нравилось, что я живу в хостеле.
– Как она может не знать, где ты находишься? Я же рядом! – опять удивилась Элена. – Она прочла твое письмо, поэтому плакала!
– Лея! – воскликнул я.
– Это не я, это все он! – она ткнула пальцем в Жана. – Пока я занималась договорами, он распечатал твое письмо и, естественно, всем его прочел. Половину рынка собрал!
– О господи, но зачем? – возмутился я и покраснел.
– Чтобы все знали, какой ты талантливый мальчик, и гордились тобой, вот зачем! – объявил Жан. Элена кивнула.
Я стоял пунцовый и готов был провалиться сквозь землю.
– Неужели тобой никогда не гордились? – тихо спросила Лея.
– Нет, я не привык к такому, – признался я.
– Бедный ребенок, – ахнула Лея. – У нас принято гордиться любыми достижениями детей, даже самыми маленькими, иначе откуда у них будет уверенность, что они самые лучшие?
– Да, в нашей традиции воспитания всегда найдется соседский мальчик или девочка, которые и умнее, и красивее, и с них обязательно нужно брать пример. А ты всегда будешь хуже, чем сын соседки или дочка подруги, – хмыкнул я.
– Какой ужас! Разве такое возможно? Саул, скажи немедленно, что ты сейчас опять так шутишь, но совсем не смешно! – воскликнула Лея.
– Нет, не шучу, – пожал плечами я.
– Не сомневайся в своем таланте! Ты еще станешь великим писателем! А я буду всем рассказывать, что кормил тебя бутербродом с ростбифом и ягненком! – воскликнул Жан.
– Спасибо, я правда не привык к такому.
Я не преувеличивал. Моя мама всегда ставила мне в пример сына соседки. То и дело твердила – Дима на скрипке в музыкальной школе играет, Дима бальными танцами занимается, Дима в хоре поет. Я же не играл, не пел, не танцевал. Дима еще был, естественно, круглым отличником, в отличие от меня. То, что я поступил в университет, а Дима умер от передозировки наркотиков, когда я сдавал летнюю сессию после первого курса, для моей мамы значения не имело. Все равно находился не Дима, так Саша, на которых я должен был равняться. Как говорила мама, у меня должен быть достойный пример перед глазами. Кажется, это был камень в огород отца, который не смог стать таким примером, но я не вникал. Жалел лишь о том, что не могу претендовать на общежитие, как мои иногородние сокурсники. К счастью, меня туда пускали пожить, когда освобождалась кро-вать.
После такой поддержки Леи и всего семейства, а также одобрения хозяина на следующий день я воодушевленно принялся за дело. Для начала переставил коробки, чтобы освободить немного места посередине, и пронумеровал их, чтобы не путаться. В уже разобранную я аккуратно сложил машинки, каждую из которых завернул в мягкие салфетки для уборки. Благо Элена притащила целый рулон. Вещи и мобиль тоже постарался сложить аккуратно. Но сама коробка оставляла желать лучшего – она едва не разваливалась. Так что я решил купить новые пластиковые контейнеры, воспользовавшись предложением хозяина приобретать все, что понадобится для работы. Задача историка состоит не только в разборе и изучении артефактов, но и в бережном к ним отношении. Так что я все переложил в пластиковый контейнер, прикрепив к крышке опись. С остальными вещами собирался поступить так же. Я сделал фотографию нового контейнера с вещами. Не для отчета, для себя. Было – стало. Мне нравилось смотреть на результат своих трудов. В хостеле была такая уборщица – она всегда фотографировала грязную ванную или душевую до уборки и после.
Я вытащил на середину следующую коробку и застыл в недоумении. В ней оказались женские вещи – расшитая бисером сумочка, флакон духов, шкатулка с драгоценностями. Я застелил пол скатертью, которую снял с кухонного стола, и разложил все, что обнаружил. Как это описывать, понятия не имел. Все-таки с игрушками было проще, да и в машинках я разбирался лучше, чем в кольцах и цепочках. Их ценности не представлял. Помимо сумочки, там нашлись перчатки – митенки – я хотя бы знал, как они называются. Шарфик, судя по ткани, шелковый, но поручиться за качество я не мог. В шкатулке лежали две цепочки, четыре кольца, одна подвеска и несколько ожерелий. Или они правильно называются – бусы? Я покрутил в руках украшения, но память ничего не подсказывала, да и не могла подсказать. Мама драгоценности не носила. Говорила, что нужно или носить бриллианты, или вообще ничего. Но бриллианты ей некому было подарить. А обручальное кольцо после развода с отцом она сняла и отнесла в ломбард. Выкупать не собиралась. Бижутерию мама категорически не признавала. Считала, что это пошло и она не хочет выглядеть как новогодняя елка.
Незабвенная Эмма Альбертовна носила огромный перстень на указательном пальце и массивное обручальное кольцо в качестве подвески на цепочке. Кольцо, как ходили слухи, она повесила на шею после смерти супруга. Это было его, обручальное. Еще у нее были серьги, тоже внушительного размера. Девочки-одногруппницы уверяли, что они с бриллиантами. Но другие хмыкали – откуда у преподавателя такие серьги? Да они бы тогда стоили миллионы! Нет, точно фианиты, никакие не бриллианты. Об этом я вспомнил только сейчас. Тогда мне и дела не было до того, настоящие ли бриллианты носит Эмма Альбертовна. Сейчас бы я точно решил, что, несомненно, чистой воды. Однако все это никак не помогало мне с описью и сопроводительным текстом. Немного расстроенный, я перечислил все, как и с первой коробкой – кольцо (предположительно золотое) – одна штука, подвеска с узором – одна, перчатки – одна пара, шарф (возможно, шелк) – один. Выглядел список еще хуже, чем с игрушками. Такой точно не стоило отправлять хозяину. Не зная, что делать дальше, я написал сообщение Лее: «Сколько лет было матери хозяина?» – «Не знаю точно, под девяносто, а что?» – ответила Лея. «У меня проблемы со следующей коробкой», – честно признался я.
Я не придумал ничего лучшего, чем сесть в кресло-качалку и задуматься о своей горькой судьбе. Ну почему так все складывается? Едва кажется, что повезло, как тут же получается, что удача перепутала двери и ушла к кому-то другому. Отчего-то мне не пришло в голову распаковать следующую коробку в надежде, что там окажутся более понятные предметы или письма, например. Я знал, что, пока не разберусь с этой, к следующей не притронусь.
Вдруг на балконе появился соседский мальчишка.
– Ты глухой? – спросил он по-французски. Видя, что я не реагирую, он тяжело вздохнул и спросил по-английски: «Ты оглох, что ли?» Поскольку я не отвечал, подросток снова тяжело вздохнул, мол, за что ему такое наказание, и собирался произнести вопрос по-итальянски.
– Не оглох, – ответил я по-французски. – А ты не умеешь звонить в дверь или до звонка до сих пор не дотягиваешься? – Я не хотел быть с ним грубым, просто сильно расстроился.
Подросток скорчил мне недовольную рожу.
– Мама сказала, что твое белье летает по всему двору, – объявил он.
– Ничего, никаких проблем, – на пороге появилась улыбающаяся соседка. – Его лучше вешать вот так.
Она проворно прицепила белье прищепками, о которых я и забыл, хотя Элена принесла целую связку. Я достал вещи из стиральной машины и просто повесил за окном. Выглянул на улицу – моя футболка все еще висела на кусте. Судя по крикам, попугаи обсуждали, как лучше меня заклевать до смерти за такое кощунство – медленно и мучительно или быстро и жестоко? Горлица, предательница, участвовала в обсуждении. Больше она от меня куска хлеба не дождется.