На перекрестке миров
Шрифт:
— А где тут у вас можно найти слугу?
— У нас нет слуг. — И без того огромные глаза соседки стали, кажется, еще больше. Можно подумать, я спросила о чем-то неприличном…
— То есть, как, нет? А Джос? А строители? — Я недоуменно тряхнула головой.
— Джос — привратник. И он тут единственный мужчина. Рабочие уедут, как только закончится ремонт. Да и… нам запрещено с ними общаться. — Анна запнулась и смущенно опустила глаза в пол.
Да уж… Ну и суровые тут нравы. И, выходит, что все придется делать самой? Ну папочка… удружил, так удружил.
Тяжело вздохнула и опустилась на свободную
— Ты переодеваться-то будешь? — оторвал от созерцания тихий голосок соседки. — Мне огонь в печи погасить нужно. Так-то мы днем не разжигаем. Только на ночь, да утром чтобы умыться и переоблачиться. Дрова экономим.
Прелесть… А днем что же, зубами стучать? Я чуть было не высказала новой знакомой все свое недовольство. Но вовремя спохватилась. В конце концов, порядки тут не она устанавливает. А значит, и высказывать нужно не ей. Крути, не крути, а к настоятельнице все равно идти придется. Письмо передать, да заодно о местных порядках вызнать. Все же я здесь гостья и не собираюсь жить в тех же условиях, что и остальные послушницы.
Но для начала, надо, и вправду, переодеться. Негоже в помещении в зимнем пальто ходить.
— Буду. Только мне бы чемодан притащить. Поможешь?
Анна радостно кивнула и тут же подскочила с кровати. Ну, хоть соседка отзывчивая, и то хорошо…
Чемодан, хоть и был один, оказался непомерно тяжелым. И если с тем, чтобы волочь его по коридору, трудности не возникло, то поднять по лестнице представлялось практически невозможным. В итоге мы с соседкой, раскорячившись на ступенях, словно две престарелые клячи, худо-бедно, но втащили эту тяжесть наверх. А потом еще долго пытались отдышаться, привалившись спиной к каменной стене. Хоть согрелись, и то хорошо. Хотя, чувствую, перенапряжение даст знать о себе завтра — тянущей болью в пояснице и ломотой во всем остальном теле.
Переодевалась я быстро. Все же в комнате было слишком свежо. Каково тут, когда печка не топится, и вовсе страшно представить. Натянула на себя все самое теплое. Плотную нижнюю рубаху. Платье шерстяное. Шерстяные же чулки. Туфли одевать не решилась. Так и осталась в меховых сапогах. Уж что-что, а ноги застужать точно нельзя.
— Если готова, пойдем, — возвестила Анна, длинной палкой раскидывая угли в печке. — И так уже на работу опоздали. Надо поспешить.
— Погоди… На какую еще работу? — я недоуменно уставилась на соседку.
— Ну как же? В ткацкую мастерскую. Тебе Матушка не сказала разве? В утреннее время мы во дворе работаем, скотину кормим. Еще готовим, убираем. А после обеда гобелены изготавливаем на продажу.
— Но… но я не умею ткать…
— Так мы научим. Не переживай, — махнула рукой девушка.
Святая Мать Прародительница, она это похоже серьезно…
Я мотнула головой, не веря в происходящее. Чтобы я, работала?
— Знаешь что… — начала угрожающе, — а проводи-ка ты меня к Матери настоятельнице. Мне побеседовать с ней надо.
— Ой… так это ж в другую сторону совсем, — испуганно пискнула девчушка. — А мы и так сильно опоздали уже. Матушка гневиться будет. Да и нехорошо, остальные работают…
— С Матушкой я как-нибудь сама разберусь, — заявила решительно, чувствуя, как внутри поднимается жгучая волна злости. — А если идти не хочешь, расскажи, как добраться, а я уж как-нибудь сама.
Вооруженная несколько путанными объяснениями, я вышла из кельи и постаралась вспомнить, в какой стороне находится лестница. Ковровая дорожка глушила шаги, а кроме них, казалось, ничто не могло нарушить тишину в коридоре. И я в первый раз обратила внимание, что ни сейчас, ни когда мы с Анной тащили чемодан, нам не встретилось никого на пути. Должно быть, все девушки заняты работой. К тому же, вряд ли здесь много послушниц, ведь редко кто меняет приятную во всех отношениях жизнь аньи на унылое затворничество посреди голой степи. И что они, интересно, в этом находят?
Я фыркнула и, приподняв подол платья, легко сбежала вниз по ступенькам. Отсчитала повороты и, наконец, остановилась перед кабинетом Матери Луизы. Хорошо бы удалось как-то смягчить неприязнь, что старуха наверняка теперь ко мне испытывает.
И, как бы я ни была недовольна ролью послушницы, которую мне тут вменили, старательно растянула губы в вежливой улыбке. Деликатно постучала в деревянную створку. Прислушалась. За дверью было тихо, и я, пожав плечами, постучала еще раз. Анна божилась, что их Матушка в этот час документы у себя разбирает. Мне снова не ответили, и я легонько толкнула дверь. Та тихо скрипнула, и я, заинтригованная, конечно же сунула голову в кабинет.
Мать Луиза, скрестив на груди тощие руки, стояла возле книжного шкафа и прожигала меня ненавидящим взглядом.
— Э… тут открыто, — попыталась объясниться я и снова улыбнулась.
— Знаю, — проскрипела настоятельница и поджала тонкие губы.
— Я стучала.
— Я слышала.
Вот ведь стерва! Неужели, догадалась, кто стоит за дверью? Или это ей доложить успели, что я приду?
— А вас не учили, милочка, что входить без приглашения невежливо?
Я с трудом удержалась, чтоб не скрипнуть зубами от злости и не поинтересоваться в ответ, кто же учил даму не обращать внимания на посетителей. Ладно, нам еще месяц делить одну крышу, да и она, похоже, специально меня подначивает. Не дождется, не куплюсь.
— Ну, раз уж я все равно вошла, — весело сказала я, пытаясь перевести все в шутку, — разрешите передать вам письмо.
Настоятельница попытки примирения оставила без внимания и язвительно усмехнулась:
— Я занята.
Ага, вижу, чем она занята. Вон, на столике чашка дымится. Рядом с корзиночкой печенья. Вкусное, наверное.
— От генерала Эдана, — вежливо, но с нажимом произнесла я и с невозмутимым видом протянула отцово послание.
Селедка поморщилась, но письмо взяла. Прижала бровью монокль и принялась читать. Все же, что ни говорите, быть генеральской дочкой бывает очень удобно. С другой стороны, если бы не папенька, шакала лысого я бы тут оказалась.