На поиски исчезнувшего племени
Шрифт:
— А нам и здесь совсем неплохо, — заявил наш водитель, вытаскивая из кармана пачку папирос, — Постелили на ночь наши спальные мешки и прекрасно выспались. Лёве только, бедняге, живот спать помешал.
В дверь громко постучали, и на пороге появились двое улыбающихся юношей. Один — коренастый, с живыми чёрными глазами, белозубый, в коричневых брюках и белой рубашке. Другой — высокий, стройный шатен с тёмно-голубыми глазами, модно подстриженный. Его клетчатая рубаха была надета поверх светло-серых брюк.
— Валентина Львовна, разрешите вам представить — наши молдавские товарищи, студенты исторического
Ребята энергично пожали мне руку.
— Садитесь. Чая хотите? — обратился к ним Георгий Борисович.
Павел и Юра уселись рядом с нами, но от чая отказались.
— Лёва почему ещё лежит? Всё болеет? — удивился Павел. — Может, за доктором сходить?
— Спасибо, мы сами его вылечим.
Мультик встал, протяжно зевнул и, покачиваясь, направился ко мне.
— Это что такое? — воскликнул Юра.
— Нечто среднее между собакой и обезьяной? — улыбаясь, спросил Павел.
— Это член нашей разведки, шотландский терьер Мультик, — важно ответил им Александр Степанович.
— Вот так смешная собака: у неё голова больше туловища, — смеялись ребята.
— И вовсе не смешная, а породистая! — высунул вдруг Лёва голову из своего спального мешка.
Мультик услышал его голос и побежал к мальчику.
— С-смотрите, ожил! — закричал Володя, отбрасывая со лба длинные волосы. — Ребёнок наш ожил!
— Ладно, я тебе всё это припомню! — обозлился вдруг Лёва.
— Ну, тебе, факт, лучше! — закричал Володя, и все засмеялись.
Павел подошёл к Лёве, сел на корточки, и они стали шёпотом о чём-то разговаривать.
Володя и Александр Степанович принялись собирать кружки.
— Георгий Борисович, на минутку… — отвела я к окну нашего начальника. — Почему Володя всё время задирает Лёву?
— Да они не успели отъехать от Москвы, как уже поссорились, — нахмурился Георгий Борисович. — Лёва мне рассказал. Его с непривычки в машине быстро укачало, он устроился поудобнее на свёрнутых палатках и задремал. Вскоре, глядя на него, Володя тоже решил лечь. Он подошёл к спящему Лёве и весьма неделикатно пододвинул его со словами: «Ну, что развалился? Привык, видно, в отдельной квартире жить!» Ну, а тот вскочил с палаток и срывающимся от обиды голосом закричал так громко, что было слышно у нас в кабине, что, во-первых, он не живёт в отдельной квартире, а во-вторых, если Володе мало места на брезенте, то он мог бы не толкать его и сказать по-другому. И что вообще Володе не мешало бы быть более воспитанным. Тут уж разозлился Володя и закричал: «А, ты меня ещё учить будешь, смотри какой!» И всю дорогу с Лёвой не разговаривал… Но приедем в Алчедар, и я поговорю с Володей, — закончил свой рассказ Георгий Борисович. — Лишь бы Лёва скорее выздоровел, — добавил он, глядя на осунувшегося мальчика. — Завтра утром мы отправляемся на север Молдавии. Там уже начнётся нормальная лагерная жизнь. А сейчас надо подумать, чем покормить Лёву. Ему и впрямь лучше. Отныне ведать у нас медициной будете вы!
— Ладно, согласна! Только врач я буду строгий. Ребята, — обратилась я к нашим молдаванам, — кто-нибудь покажите мне ближайшую столовую. Надо Лёве принести поесть.
Павел и Юра одновременно вскочили
— Скажите, что ему можно, мы сейчас принесём.
Глава третья. Разведка начинается. Степной колодец. Ссора в столовой. Скифский курган
Поднялись мы на рассвете. Собрали с пола свои спальные мешки и разбудили крепко спавшего Лёву. Он протёр заспанные глаза и с удивлением осмотрелся. Забыл, наверное, где находится. Потом увидел нас и мгновенно вылез из спального мешка.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросил его Георгий Борисович.
— На высшем уровне! — закричал Лёва, достал из-под подушки полотенце и побежал умываться.
Вскоре появились Юра и Павел. Кроме походных вещевых мешков, у одного была с собой гитара, у другого — старое, очевидно отцовское, одноствольное охотничье ружьё.
— Молдавский филиал славяно-днестровской экспедиции находится в полной боевой готовности! — проскандировали они шутливо.
Когда все садились в машину, я сделала первый снимок участников экспедиции. Компания наша выглядела так: кто в цветной майке, кто в куртке, кто в рубашке, Павел с гитарой, Юра с ружьём, Лёва в коротких холщовых штанах, застёгнутых на пуговицы пониже колен, в носках и сандалиях. Он держал на руках большеголового бородатого Мультика. Рядом с фургоном мы, пожалуй, смахивали на цыганский, табор.
Георгий Борисович и Ростислав уселись к Александру Степановичу в кабину. Мы устроились внутри фургона и откинули брезент. Солнце забрасывало к нам свои утренние, но уже горячие лучи. Свежий ветерок продувал кузов насквозь.
Кишинёв и его пригород быстро остались позади. Промелькнули последние белые домики, окружённые зеленью, и начались бесконечные совхозные и колхозные фруктовые сады. Зелёные ветви густых деревьев были усыпаны созревающими яблоками, грушами, абрикосами и сливами. Кончились и они. Началась молдавская степь. Машина выехала на песчаную дорогу и помчалась, подскакивая на ухабах. Ветер в степи был сильнее: он склонял бескрайние зелёные травы, трепал раздвинутый брезент нашего фургона и приносил к нам запах степи. Пахла она мёдом, полынью и ещё чем-то незнакомым.
— Спели бы, ребята… — обратился к Юре и Павлу Георгий Борисович.
Они не заставили себя долго просить и затянули под гитару народную молдавскую песню «Ляна». Пели они очень хорошо.
Так проехали мы часа два. Солнце припекало сильнее; в кузове стало душно.
Мультик всю дорогу дремал на свёрнутом брезенте палаток. Сейчас он перебрался ко мне на переднюю скамейку и, вздохнув, выразительно посмотрел на меня блестящими умными глазами.
— Подожди немного, Мутя, скоро выйдем погулять, — сказала я ему.
Мультик снова вздохнул, лизнул мне руку и улёгся.
Машина проехала ещё около часа и остановилась.
— Пятнадцать минут на разминку! — крикнул нам из окна кабины Георгий Борисович.
Ребята мгновенно повыскакивали из машины, взяли ведро и помчались к видневшемуся неподалёку в густой траве небольшому старинному каменному колодцу, на краю которого стояла заржавленная металлическая кружка. Мультик бросился на мягкую траву и стал на ней валяться. Потом вскочил и, несмотря на палящее солнце, начал носиться вокруг нас.