На пороге Церкви
Шрифт:
– Если обидчик совершает грех, вправе ли мы закрывать на него глаза, пренебрегать им, делать вид, что ничего не произошло?
– Ясно, что давать обиде волю – раздражаться, злиться, скандалить, сводить счеты – нельзя ни при каких обстоятельствах. Но не будет ли полезно как-то дать людям знать, что они поступают плохо, обижая других?
Ответ зависит в первую очередь от того, о ком вы думаете, кому ищете пользы. Если самому себе, если хотите удовлетворить свое самолюбие, или даже «чувству справедливости», – то можете быть уверены: «демонстрация обиды» не принесет ничего, кроме вреда. И совсем иное дело, когда ваша реакция становится уроком и вразумлением для самих обидчиков или еще кого-то.
Когда дело идет только о вас самих, когда вас окружают равнодушные, малознакомые люди, то напрасными были бы попытки их «вразумить»: вы тем самым еще больше испортите с ними отношения. Гораздо разумнее и важнее будет именно «проглотить» обиду, не ответить злом на зло, но победить зло добром, по слову Апостола.
Но если вас обидели близкие, особенно несовершеннолетние дети, еще неопытные в жизни, несформировавшиеся, вам надо обязательно отреагировать на обиду. Вы по-прежнему ее «проглатываете», но вслед за тем должны решить: каким образом просветить душу близких, донести до них, что они совершили зло? Пусть они увидят, исподволь почувствуют то страдание, которое они вам причинили, спросят сами себя, в чем причина вашей боли, вашей скорби.
Другой нередкий в наше время случай – это хула на Господа, на Его святых, на Церковь или просто сквернословие, грубость. Помните: Бог поругаем не бывает. Человек, произносящий такие слова, осознанно или нет, приносит вред прежде всего себе самому, а вслед за тем и окружающим, которые принимают их как должное. Поэтому не воспринимайте такие слова как «личное оскорбление»; наоборот, постарайтесь открыть неразумному, зачерствелому сердцу то объективное зло, которое несет в себе богохульство
– У меня произошла серьезная ссора с подругой. Потом я с ней встретилась, попросила прощения… Но в душе остались ревность и обида. И общаться с ней больше не хочу. Не доверяю ей. Как с этим быть?
– Не надо надрываться, терзать свою душу. Вы ее простили, сами попросили прощения, принесли покаяние перед Господом – то есть свое дело сделали. А помыслы, горькие или гневные, уйдут лишь постепенно, это не в вашей власти. С кем вам дружить, кому доверять – здесь не найти формальных правил. В самом деле, людей кругом немало: что же, по вашему мнению, вы обязаны кому-то дружбой и доверием лишь потому, что прежде у вас с ней случилась ссора, и к тому же не без вины с ее стороны?..
Одно дело простить, то есть не держать в душе зла. И совсем другое – забыть о происшедшем, стереть его из памяти. Первое Господь от нас требует всегда, а второе – в зависимости от обстоятельств. Прощение греха вовсе не означает автоматического восстановления утраченного доверия.
Допустим, вы приняли на работу шофера, а он напился и попал в аварию. Пришел со слезами просить прощения, и вы его по-христиански простили. Что дальше? Возможно, какое-то дело для него и найдется. Но посадите ли вы его за руль, доверите ли вы ему жизнь, здоровье и имущество людей? Если да, вы совершите большую ошибку – и в таком случае будете сами отвечать перед Господом за последствия.– Близкая знакомая ходит в церковь и одновременно занимается «медитацией» с каким-то «гуру». Дочку свою тоже к этому привлекает. Слушать ничего не хочет, слова бессильны. Как победить ее невежество?
– К сожалению, часто слова бессильны. Но источником бессилия против невежества, как правило, являемся мы сами, а также наше невнимание к человеку, неспособность и нежелание найти нужные слова, «приправить их солью» (по слову Апостола). Надо убеждать не одними рациональными доводами: существуют тысячи путей и способов воздействовать на душу человека, а выбрать лучший, самый прямой и доходчивый из них помогут вам молитва, здравый смысл и жизненный опыт.
На днях один наш священник стоял за полночь у ворот монастыря, беседуя с приезжим. К ним подошли две женщины, из тех, кого часто можно встретить в это время суток. Завели разговор о том, что их более всего волнует: как, мол, священники обходятся «без этого». «Вы ведь тоже все-таки люди», – говорили они со снисходительной улыбкой.
«Разумеется, – ответил священник, – мы люди. Вот на подворье в Доронине у нас есть скотный двор: там куры, коровы, козы, у них “с этим” проще некуда… – а мы-то именно что люди». Тогда, после недолгого раздумья, женщины стали расспрашивать его о том, как и когда можно прийти на исповедь.– Вот уже несколько лет меня постоянно бьют в школе. Я переходил из класса в класс, менял школу – и всегда одно и то же: меня бьют, а я не могу ударить человека. Меня доводят, но не до конца. Я ненавижу обидчиков и поэтому играю в страшилки, представляя, что монстры – это мои враги из школы. Скажите, что мне делать?
– Для начала понять и признать, что это непростой вопрос, что это дело всего моего жизненного подвига, становления как мужчины, как верующего христианина. А если так – сразу станет легче. Но не будем искать быстрых ответов. Быстрые ответы бывают только в детских, школьных задачках; в серьезных делах нужны время, терпение, труд, опыт… Прежде всего я бы выяснил, почему именно со мной случается такая напасть? Что меня отличает от других? Почему меня доводят, а других нет? Или, может быть, доводят всех, но только я остро воспринимаю обиду, а другим – «до фонаря»? Вы же сами пишете: «Доводят, но не до конца…»
Подумав над этим и сделав кое-какие предположения, я стану в открытую говорить на эту тему, но только с теми людьми, которым я доверяю и кто ко мне хорошо относится: с родителями, со священником, с учителями (кто пригоден), со старшими друзьями. Стану рассказывать о себе, спрашивать доброго совета. В таких разговорах я научусь не вызывать к себе жалости и в то же время не высказывать ненависти, негодования, презрения… Одним словом, буду учиться у Самого Христа и у своих собеседников.
Одновременно я стану контролировать проявление своих эмоций, смотреть на себя со стороны: что в моем поведении хорошо, а что нет – и изменю в себе то, что мне не нужно, что не годится. Например: «Я ненавижу их и поэтому играю в страшилки, представляя, что монстры – это мои враги из школы», – ведь это же явно занятие и невзрослое, и неумное, и нехристианское.
Я на сто процентов убежден, что эти шаги сами по себе дадут превосходный результат. Но есть и еще один. Вы пишете: «Я не могу ударить человека». А почему, собственно? Может быть, следует заняться каким-то видом спортивной самообороны? Дело для мужчины нужное: защищать, в основном, не себя, а ближних и слабых. Только надо выбрать хорошую спортивную секцию.– Как помочь страдающему алкоголизмом? – Это тяжкий недуг, простого решения нет. Но помочь человеку можно молитвой, участием, любовью – и мы видим примеры, когда пьяницы и алкоголики возвращаются к жизни, к Богу. Нельзя отчаиваться, нельзя опускать руки. Надо помнить, что все мы – грешники, что Господь терпит всех нас и ждет от каждого из нас покаяния и исправления. Иными словами, искореняя собственные грехи и слабости, увеличивая в себе любовь, терпение и сострадание к ближнему, мы помогаем ему в борьбе против недуга.
– Как относится Церковь к психически нездоровым людям? Может ли спастись человек, чья воля из-за болезни не всегда ему подвластна? Он, каясь, все грешит (например, предается унынию, гневу), но воспротивиться не выходит. За свои ли только грехи дается этот крест или за грехи рода? Что делать, если близкий человек сходит с ума? Как молиться ему и близким? У кого просить заступления?
– Вопрос «Может ли спастись такой-то?..» надо сразу отвергнуть: нам не только недоступно, но смертельно вредно рассуждать подобным образом. Господь принял смерть за каждого из нас и воскрес для каждого. Отсюда и выводы. Приблизительно то же самое следует ответить и на вопрос «За что?..», сославшись прямо на слова Спасителя о слепорожденном: «Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии». Если мы хотим остаться христианами и не впасть в оккультизм и язычество, надо понимать яснее ясного: Господь ни на ком не вымещает зла, ни с кем не сводит счетов, ни с кем не рассчитывается за «нанесенное оскорбление». Болезни, страдания, горе и сама смерть суть естественные следствия искажения человеческой природы, и через их преодоление на нас являются дела Божией любви. Все прочие вопросы, касающиеся православного взгляда на душевные болезни, решаются исходя из «Основ Социальной концепции РПЦ», раздел XI.5:
«Церковь рассматривает психические заболевания как одно из проявлений общей греховной поврежденности человеческой природы. Выделяя в личностной структуре духовный, душевный и телесный уровни ее организации, святые отцы различали болезни, развившиеся “от естества”, и недуги, вызванные бесовским воздействием либо ставшие следствиями поработивших человека страстей. В соответствии с этим различением представляется одинаково неоправданным как сведение всех психических заболеваний к проявлениям одержимости, что влечет за собой необоснованное совершение чина изгнания злых духов, так и попытка лечения любых духовных расстройств исключительно клиническими методами. В области психотерапии оказывается наиболее плодотворным сочетание пастырской и врачебной помощи душевнобольным при надлежащем разграничении сфер компетенции врача и священника.
Психическое заболевание не умаляет достоинства человека. Церковь свидетельствует, что и душевнобольной является носителем образа Божия, оставаясь нашим собратом, нуждающимся в сострадании и помощи. Нравственно недопустимы психотерапевтические подходы, основанные на подавлении личности больного и унижении его достоинства. Оккультные методики воздействия на психику, иногда маскирующиеся под научную психотерапию, категорически неприемлемы для Православия. В особых случаях лечение душевнобольных по необходимости требует применения как изоляции, так и иных форм принуждения. Однако при выборе форм медицинского вмешательства следует исходить из принципа наименьшего ограничения свободы пациента».– Недавно я видел, как в магазине мужики своровали бутылку водки. Сделал вид, что не заметил, а теперь совесть неспокойна. Может быть, надо было позвать охрану или самому с ними поговорить?
– С похожими
Понимаю, что негативное отношение к власти и правоохранительным органам связано не только с нашим тоталитарным прошлым, но и с коррупцией в настоящем. Но без нормальных взаимоотношений народа с властью и правоохранительными органами невозможна нормальная социальная жизнь. И надо нам эти отношения устанавливать. А коррупцию, конечно, необходимо искоренять с полной решительностью.
Очевидно, что когда у нас на глазах в магазине воруют бутылку водки, мы должны принять все меры, чтобы помешать воровству. Схватить и скрутить жуликов не каждому по силам, но позвать охрану, милицию может любой. И это наш нормальный человеческий долг. Пусть потом профессионалы с ними разбираются. Меня спросят, а как же быть, если не алкоголики водку воруют, а голодные – буханку хлеба… Верно, бывает такое в жизни, когда любовь оказывается сильнее правил, сильнее справедливости. И в церковь человек не пойдет, если надо помочь больному и одинокому, и пост нарушит, чтобы не оскорбить ближнего. Так же в точности совесть подскажет верующему, когда надо скрыть любовью какое-то нарушение закона, когда промолчать, когда обличить, а когда – выйти на борьбу. Но скажите мне, от чего реально страдает наш народ в сегодняшней России: от невозможности купить буханку хлеба или от пьяного бесчинства, от равнодушия и беззакония? Голодный попросит – и его накормят, и еще с собой дадут, и помогут справиться с жизненными трудностями. Но я не слышал, чтобы сегодня кто-то воровал из магазина хлеб. Водку – да, это типично. И спьяну – тоже типично. Известно нам, к сожалению, и как побираются у церковных ворот: не столько на хлеб, сколько на опохмелку.
Нравственность всегда конкретна. Христос не допускает фантазий, Он требует от нас трезвости и рассуждения.Объясните, пожалуйста
Психология нищего
– Ты что же теперь каждое воскресенье в церковь ходишь?
– Да, в общем-то… и накануне… и другие праздники есть… и по будням стараюсь…
– Вот это да! Со всей семьей? А вы поститесь? Или поститься теперь не нужно? Исповедуешься священнику? А старшего вы в православную школу отдали? Ты и в ангелов, и в бесов веришь, или только в Бога? А с женой вы ругаетесь? Курить ты что, бросил? А вина тебе можно? Библию читаете? А жития святых?
Друзья недаром обстреливали Сергея вопросами. Собравшись вместе впервые за несколько лет, они не узнали своего старого приятеля. Сергей С., как и многие другие, был крещен в детстве благодаря настойчивости «отсталой» бабушки, но пионерские годы его прошли в полной изоляции от Церкви. Позже, в девятом классе, когда душа, словно птенец, ломает тесную скорлупу детства и выходит в жизнь, что-то переменилось: пушкинская строка «Ум ищет Божества, а сердце не находит» засела у него в памяти. Как рассказывал Сергей, его особенно поразило, что поэт, написавший ее, был почти что его сверстником… В те годы в школах еще невозможно было говорить о Боге, но учительница, скорее молчанием, чем словами, дала ему понять, что он подошел к рубежу глубокой и удивительной тайны.
Сергей обзавелся Евангелием и стал время от времени заходить в храм – прислушивался, приглядывался. Прошло несколько лет; он узнал, как устроен круг богослужений, стал различать сюжеты икон, мелодии стихир и ирмосов, научился к месту (а иногда не к месту) уснащать свою речь цитатами из Священного Писания. Окружающим все это очень нравилось. В стране наступило время перемен, и Сергею было приятно, что он «попадает в струю» – но не более того. Учеба, работа, женитьба, ребенок – дел и забот хватало с избытком.
– Ты ведь давно религией интересовался, еще со школы, помнится. Но всегда был как все, свой парень…
– Я и сейчас не чужой.
– Не обижайся, не в том дело. Мы сколько лет с тобой друзья? Странно смотреть на тебя: с виду ты как и был, а на самом деле что-то с тобой случилось. Событие, что ли, какое-нибудь редкостное? Или, может, чудо?
– Вся наша жизнь – чудо… – протянул Сергей, не замечая усмешки собеседника, – а событие, пожалуй что, и было, только не редкостное, а самое обычное: мы поспорили с Лилей о «психологии нищего». Помните Лилю?
– Еще бы… На первой парте сидела… Где она, кстати, кто-нибудь знает? Что-то ее не видно – не слышно…
– Были мы как-то у них в гостях: сидим, разговариваем о том о сем, все больше о делах. Ее муж как раз стал серьезные деньги зарабатывать: купили, как водится, новую квартиру, мебель, всякую всячину… Да я и сам тогда на новую работу перешел, на жизнь хватало. Но тут я что-то сказал про магазин у нас на углу, где продукты попроще и подешевле, и Лиле это ужасно не понравилось. Она через весь стол на меня посмотрела так, будто я ее обхамил, и говорит: «Это что еще такое? По-моему, ты можешь себе позволить покупать продукты в дорогом магазине». Я удивился и говорю: «А зачем?» Тут ее прямо затрясло: «Стыдно, Сергей. У тебя психология нищего!»
Я, помнится, растерялся тогда. Никогда особо об этом не задумывался, а тут такой напор… Может быть, я неправ? Может, и впрямь есть чего стыдиться? Может, надо смотреть на вещи по-другому? И жить по-другому? Я хотел ей сказать, что нет у меня психологии нищего, что я такой же, как все, и в магазин за продуктами хожу просто так, куда придется, открыл было рот, запнулся и сказал почти бессознательно: «Блаженны нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное».
Как она смеялась! И про Царствие Небесное кое-что добавила, чего я повторять не стану. Но зато обиды не осталось и следа. Расстались мы в тот вечер друзьями, как всегда, и она обещала: «Обязательно с тобой еще поговорим про нищих духом и все такое прочее. Я тебе все-все объясню, вот увидишь!» И мне, признаться, самому не терпелось узнать, что она мне такое скажет.
– Ну и что же она тебе сказала?
– Она ничего не сказала. Она умерла.
– Да ты что?..
– А вы разве не знали? Рак. Всего за четыре месяца. Тогда, в крематории, я в первый раз сознательно осенил себя крестом – не для вида, не вслед за другими, а от страшной ясности ее последнего безмолвного аргумента в нашем споре… Она весело смеялась над Небесным Царством, – и что же предлагала она взамен? То немногое, что от нее осталось, лежало передо мной в открытом гробу. «Что убо чаю и на что надеюсь?» Если в моей психологии было хоть крохотное зернышко евангельского духа, то настало время растить из него дерево новой жизни – простите меня за такие возвышенные слова.
Все молчали под впечатлением печальной новости. Собеседник Сергея счел нужным продолжить дискуссию:
– Конечно, очень грустно… Я понимаю, что ее скоропостижная кончина толкнула тебя в религию. Но ведь это и есть необычайное событие: молодые здоровые женщины не часто умирают.
– Не буду спорить. Обычных смертей, наверное, не бывает: любая смерть уникальна, как и любая жизнь. Но с другой-то стороны, – и Сергей обвел внимательным взглядом всех сидевших с нами за столом, – есть ли у нас в жизни что-нибудь более естественное, неизбежное и непоправимое, чем смерть?
Снова молчание. Слышно было, как дрожат, соприкасаясь, две хрустальные рюмки. Чей-то голос затянул «Во блаженном успении…» и тотчас осекся.– Почему не помогают записки, подаваемые в храме для поминовения о здравии?
– Записка о здравии – это разновидность общей молитвы, усилие помочь ближнему, проявление и развитие нашей любви. Не надо путать ее с таблеткой аспирина. Состояние больного и молитва о нем не связаны прямой причинно-следственной связью. Такие связи устанавливаются либо врачами, при помощи средств медицины, либо колдунами – при помощи сил, о которых они не любят распространяться.
Искренняя, усердная, чистосердечная молитва помогает всегда – однако состав и время помощи определяется не людьми, а Богом. Одному лишь Ему известно, какая именно помощь полезнее всего на каждом повороте нашей земной жизни.– В богослужениях и молитвах мы часто обращаемся к самому Кресту Господню, хотя это неодушевленный предмет. Как можно ему молиться?
– Разумеется, к неодушевленному предмету невозможно обращаться в молитве. В молитвах мы, как правило, обращаемся к распятому на Кресте Господу Иисусу, хотя и говорим о Кресте. Эта фигура речи называется метонимией; в той или иной форме она нередко встречается в православной гимнографии, да и вообще в художественной речи.
Иногда, впрочем, нас подводит неточное понимание некоторых слов и выражений. Так, например, когда мы читаем: «Радуйся, Кресте Господень», мы вовсе не предлагаем деревянному кресту испытать чувство радости. Слово «Радуйся!», хорошо знакомое нам по акафистам, – не что иное, как обычное греческое приветствие. Точно так же мы говорим по-русски «Здравствуй, солнце!», хотя не имеем в виду пожеланий доброго здоровья небесному светилу…