На пороге надежды (сборник)

Ноак Ханс-Георг

Он стоял у светофора и ждал, когда загорится зеленый свет. Кто-то положил руку ему на плечо. Он вздрогнул, как от удара,

–  Задержался после уроков?
– Прохожий улыбнулся ему. Убрал руку с плеча.

–  Да! Да! Да!

Мальчик почти выкрикнул эти слова и невольно скорчил гримасу.

–  Тебе пора домой!

Загорелся зеленый свет, и человек исчез в толпе. У мальчика комок подступил к горлу. Он вспомнил все эти репортажи о похитителях. Они хватали детей, забивали до смерти, душили. Ну что ему делать! Сейчас ведь ночь, а он совсем один.

Ранец. Как быть с ранцем? Так поздно дети с ранцами не ходят.

Нужно попасть в незнакомый район. Прямо за школой начинались новостройки.

Ой, как страшно! Пластмассовые навесы над пустыми оконными рамами жалобно скрипели на ветру. Напротив ярко вспыхивала реклама. Вспыхнет, погаснет, вспыхнет, погаснет. Он лежал на старых газетах. Подложил ранец под голову.

А ведь он живет всего лишь через две улицы отсюда.

Тут ему почудилось, что на него смотрят тысячи глаз. Казалось, весь город вперил в него свой взор. Казалось, весь дом шепчет: «Эй, ты! Как ты мог сделать такое! Но ничего! Мы найдем тебя! Мы все равно найдем тебя!»

Да, в этом городе ему нигде не скрыться. Здесь они его найдут. Реклама вспыхивала и гасла. Она просто издевалась над ним. Все издевались над ним. Потому что он удрал. Все он учел, только не думал, что будет так страшно. От страха у него свело дыхание. Он глотал, глотал и никак не мог проглотить этот комок. Что сказать? Что сказать родителям, если те найдут его? Табель с двойкой значил для него все меньше и меньше. Еще утром он был таким решительным и смелым, а теперь, оказавшись один, весь дрожал от ужаса. «Может, пойти домой?» - еле слышно спросил он себя. И страх сразу улетучился подобно воздуху из гигантского воздушного шара. Он быстро вскочил.

Родители уж точно перепугались из-за него. Небось думают, его уже нет в живых. В каком-то журнале было фото парнишки, который повесился из-за двойки. Вот так-то вот. Как же они обрадуются, узнав, что он всего лишь удрал! Да. Да. Он уверен в этом. Он уже слышал их голоса: «Бедненький мой!… Пойти на такое из-за двойки!… Я же совсем не то имела в виду!… Ой, как хорошо, что ты дома!… Ой, как хорошо…»

Он больше не дрожал. Он больше не чувствовал усталости, Он бежал, не чуя под собой ног.

Он позвонил. Открыла ему соседка с верхнего этажа.

–  Ну, наконец-то. Дай-ка я на тебя погляжу, да заходи же, мой зайчик, заходи скорее… - Она мягко взяла его за плечи. Ввела в прихожую и без умолку затараторила о том, как они его долго ждали, кто и где его искал и…

Тут на пороге появилась мать. За ней отец. Они в упор смотрели на него.

–  Надеюсь, вы не будете его ругать?
– Соседка все никак не могла остановиться.
– Он еле на ногах стоит. Вы же сами видите. Ему нужно поспать. Но сперва поесть. Слава богу, все обошлось. Я так рада, так рада! Спокойной ночи!
– Дверь за ней захлопнулась.

–  Ах, он на ногах не стоит! Надо же сказать такое! Я вот тоже на ногах не стою!

–  Мы ищем его, беспокоимся. А он, оказывается, просто-напросто удрал! И не стыдно тебе? Что о нас люди скажут?

–  Хороши, скажут, отец с матерью. Из-за двойки сына из дому выгнали. Ты же получил двойку. Я позвонила твоим друзьям и все узнала.

–  Именно так. А теперь он стоит здесь с невинным видом. Думает, мы ему на шею кинемся от радости.

–  Уж больно мы тебя избаловали. В этом все дело. Другому бы и в голову не пришло удрать. А ты…

–  А ты пугаешь нас. Заставляешь

нервничать, будто и без того забот мало…

Его лицо горело, как от ударов. Ему мучительно хотелось обратно в тот пустой дом.

Они таскали его за волосы. Они били его.

–  На всю жизнь запомнишь, голубчик. Если ты… - Отец орал и бил его тростью.
– Если ты еще раз выкинешь нечто подобное, мы тебя в колонию отправим. Хватит нянчиться. Нечего реветь. Ты заслужил это. Заслужил, и все тут.

Потом он долго не мог заснуть. Лежал и смотрел на себя со стороны. Измученный, голодный, все тело ноет от побоев. Он казался себе таким жалким и несчастным, и он знал, что изменить ничего нельзя. Нельзя. Так будет всегда. Он будет жить здесь, в этом городе. Будет ходить в школу. У него будут такие родители.

И он всегда будет таким, будет таким, будет таким.

Гина Рук-Поке

КАПЮШОНЧИК

Ангела пришла в наш класс зимой. Маленькая и тоненькая, в пальто с капюшончиком, она стояла рядом с учителем, и он сказал, что ее зовут Ангелой. А еще он сказал, что Ангела с матерью переехали к нам в город и что теперь она тоже «наша».

Лица ее почти не было видно, его скрывал дурацкий капюшон. Но даже когда она его откинула, смотреть все равно было не на что: это было одно из тех лиц, которые не запоминаются. И волосы у нее были какие-то неопределенные: не темные и не светлые и уж во всяком случае не черные.

Учитель указал ей на свободное место рядом со мной. Ангела с самого начала не вызвала во мне никакого интереса, да и потом я не очень-то обращал на нее внимание. Она оказалась довольно робкой, и я с ней не заговаривал. Училась она так себе, была не глупа, однако особыми талантами не выделялась. Когда ее вызывали, она тотчас вставала и отвечала всегда очень тихо.

Ее выговор слегка отличался от нашего, но это было почти незаметно. Мне кажется, она старалась, чтобы этого не замечали. Нет, в ней действительно не было ничего особенного, в этой Ангеле, абсолютно ничего. Если бы не это идиотское непромокаемое серовато-зеленое пальто с капюшоном. Таких у нас никто не носил. Спереди на нем красовались четыре роговые пуговицы, и в сырую погоду от него пахло грубым сукном. Не то чтобы воняло, нет, от него именно пахло грубым сукном.

Так вот, как уже говорилось, она пришла к нам зимой, и ее появление не произвело особого впечатления. Однако и потом, весною, когда расцвели первые цветы, она все еще продолжала ходить в своем пальто с капюшоном. Она являлась по утрам в школу с поднятым капюшоном, и это действительно было смешно.