На пороге соблазна
Шрифт:
Услышанное от Резкой и повторенное мной «Леля».
Жалкое мгновение тишины. И повтор:
— Ш-ш-ш, Леля... Тише… Ш-ш-ш, Леля…
Леля и осторожные прикосновения к одеялу.
Леля и тихие стоны Резкой. Будто плач.
— Ш-ш-ш, Леля…
И снова: Леля, Леля, Леля.
Все время — Леля.
Даже когда распутал Резкую — Леля.
Убрать прилипшие ко лбу волосы.
Притянуть к себе.
Аккуратно обнять и повторять, укачивая:
— Ш-ш-ш, Леля… Ш-ш-ш… Все хорошо.
Глава 28.
— Леля, тише, тише, девочка моя!
Я вздрагиваю, когда теплые руки сжимают мои плечи. Узнаю это прикосновение, судорожно всхлипываю и открываю глаза. Мое тело сотрясает крупная дрожь, пижама влажная от пота, а в животе узлом ворочается ужас — отголосок прерванного кошмара.
— Это просто сон, слышишь? — звучит взволнованный шепот над моим ухом. — Просто сон. Ты в безопасности. Я рядом.
Носом втягиваю тонкий аромат корицы и затихаю. Ба гладит меня по голове, крепко прижимает к себе и касается нежным поцелуем моего виска. Стискиваю в дрожащих пальцах ткань ее ночнушки и вновь всхлипываю. Жмурюсь от нестерпимого жжения в глазах.
— Нужно позвонить ей, — шепчу и пытаюсь отстраниться, но бабушка продолжает крепко обнимать меня.
— Успокойся, ночь за окном. Напугаешь. Все с ней хорошо, милая.
— Нет… Ты не понимаешь! Я ее бросила! Струсила! — сиплю и начинаю рыдать, потому что чувство вины накрывает меня с головой. Я захлебываюсь в нем. Уже в который раз. — Я предательница! Я предала ее!
— Хватит, — строго осекает меня ба. — Ты не могла поступить иначе. Сейчас уже все хорошо, слышишь? Успокойся, милая. Дыши.
Бабушка баюкает меня, что-то тихо напевая. Я затихаю. Закрываю глаза. Позволяю себе расслабиться в объятиях человека, который меня любит и окружает заботой.
— Все хорошо, — шепчу на выдохе. И засыпаю.
Я открыла глаза, не сразу осознав, где нахожусь. Несколько мгновений рассматривала плотно задернутые шторы и небольшой стеллаж с книгами и музыкальными пластинками, а потом нахмурилась.
В памяти по кусочкам стали восстанавливаться события… последних минут? часов? вчерашнего дня?
Боже, сколько времени я спала, сдавшись на милость вколотого врачом успокоительного?
К зрению подключились другие органы чувств. Тонкий запах корицы и алкоголя ударил в нос, а левое бедро начало покалывать под чьей-то тяжелой, обжигающей ладонью.
Я знала, кого увижу позади себя, еще до того, как обернулась. Знала, но отказывалась верить в такую близость этого человека и во всю ситуацию в целом.
Никита спал на второй половине кровати. Он лежал на боку, одна рука — под моей подушкой, вторая — на моем бедре. Полностью расслабленные мышцы лица, размеренное дыхание.
Осторожно вернувшись в прежнее положение, я прислушалась к себе. И удивилась отсутствию злости или страха. Да, подобное
Я напрягла память, но последнее, что сознание сумело сохранить — я сижу за столом и пялюсь в экран плазмы, где парочка о чем-то щебечет на французском. Всё. Дальше — сплошной стоп-кадр.
Еще раз окинув взглядом спальную зону, я так и не смогла определить, сколько сейчас времени. В квартире темно. Либо за окном ночь, либо Лукашин любитель штор «блэкаут», и сейчас уже утро.
Я откинула тонкое одеяло и попыталась выбраться из кровати, но мою попытку тут же пресекли. Ладонь, до этого спокойно лежавшая на бедре, рванула вверх, под грудь, а к спине прижалось крепкое тело, пышущее жаром, который чувствовался даже через два слоя ткани — джерси и футболку Лукашина. Пискнув, я дернулась, стараясь избежать столь наглых утренних обнимашек, к слову, совершенно неуместных, но Никита недовольно пробурчал что-то и прижался ко мне еще сильнее.
— Лукашин, ты охренел? — рявкнула я, забыв о том, что не собиралась злиться на приютившего меня парня.
Никита вздрогнул всем телом, инстинктивно вновь вжав меня в себя, но сразу же откатился в сторону и торопливо сел. Я последовала его примеру, дернув одеяло на себя.
— И тебе доброе утро, Резкая, — хриплым ото сна голосом выдохнул он, старательно избегая встречаться со мной взглядом.
— Если не хотел спать на диване, мог положить на него меня, — уже чуть спокойнее проговорила я.
— Да я… — Никита провел ладонью по волосам, отчего только сильнее их растрепал. — Не знаю, как это получилось.
— Шел ночью в туалет и заблудился? — с сарказмом предположила я.
— Возможно, — не стал спорить он. — Прости, если напугал.
Теперь пришел мой черед бормотать:
— Нет, все нормально, я просто… удивилась.
Встав, одернула джерси и пригладила волосы. Темный взгляд скользнул по моим голым ногам и поднялся выше, к лицу. Мои щеки словно кипятком ошпарило, сразу накатила какая-то неловкость. Никита чуть дернул уголком губ в жалком подобии улыбки и посмотрел на часы, после чего присвистнул:
— Уже десять.
— Вечера? — уточнила я. Сделала шаг и зажмурилась, когда раздвинула шторы и по глазам ударило солнце. — Вопрос снят. Видимо, в том шприце было что-то забористое, раз меня отключило до самого утра.
— Угу, — донеслось со стороны кровати, и я мгновенно напряглась.
— Что-то не так? — осторожно поинтересовалась, любуясь затылком парня, которому неожиданно приспичило поразглядывать обои на противоположной стене. Никита неопределенно повел плечами. — Лукашин, что с тобой? Застеснялся?