На пороге
Шрифт:
Веселов поднялся, внимательно посмотрел на начальника цеха и пошел к выходу. За ним, сгрудившись, стали выходить остальные.
– Учить, как жить, вздумали! Умники! Никита Павлович, ты вел разговор о рабочих на картошку – вот этих и забирай. Составь список, приказ я подпишу.
Секретарь партбюро в знак согласия кивнул.
Генрих Иванович закурил и снова подошел к окну.
Предприятие полностью работало на министерство обороны, и страна старалась удовлетворить все заявки завода на материалы и оборудование. Требовалось только одно: безусловное выполнение плана по количеству и качеству изделий. Иногда во время полигонных испытаний выявлялись недостатки изделий, проводились новые доработки, на что-то проводились и новые научно-конструкторские работы, новые испытания. На все это требовались дополнительные
Но планы на изделия в течение года могли меняться, иногда в меньшую сторону. Внедрялись заводские изобретения и рационализаторские предложения, удешевляющие технологию. В результате на заводских складах скопилось годами не востребованных материалов на миллионы рублей.
ЦК КПСС на июньском пленуме принял решение «о рачительном отношении к народному добру». В соответствии с этим, по указанию председателя Совета министров СССР, министерства разослали по предприятиям приказы по наведению надлежащего учета и бережному расходованию материально-технических ресурсов.
И директор завода собрал совещание. Замдиректора по снабжению, доложив о количестве скопившихся неликвидов на складах, перечислил цеха, по чьим заявкам их было больше всего. Директор потребовал объяснений персонально от каждого из присутствующих начальников цехов.
Больше всего претензий было к Генриху Ивановичу. Заместитель директора по снабжению, достав из папки заявку цеха, зачитывал одну за другой отчеркнутые красным карандашом строчки: «…Вентиль 10х18 нтл – заявлено 240, выбрано 83; генераторные лампы – заявлено 363, выбрано 15; проволока титановая диаметром 6 миллиметров – заявлено 300 килограммов, выбрано 46». Отчеркнутые строчки заявки зачитывались и зачитывались. Бакулев, стоя с покрасневшим от напряжения лицом, пытался объяснить, что вентили заказывались для расширения гальванического участка, но расширение его в связи с сокращением заказа посчитали нецелесообразным. Сталь угловая, швеллеры – заказывались для реконструкции корпуса, но монтажники изготовили колонны из своего металла. Металл остался. Генераторные лампы получили устаревшей модификации. Они не подошли.
– А кто их заказывал – устаревшей модификации? Под заявкой ваша подпись, уважаемый! – потрясая бумагами, возглашал снабженец.
Директор внимательно, словно заново изучая, смотрел то на начальника цеха, то на своего зама по снабжению. Прервав препирательство, посадил обоих на место, обвел взглядом всех сидящих в кабинете и тяжело придавил кулаком стол.
– Цехам и службам все необходимое для производства с центрального склада вывезти в цеха. В цехах навести порядок по учету и хранению. И чтобы никаких сверх лимитов! Вам, Григорий Николаевич, – обратился он к своему заместителю, – составить докладную в Главк на все невостребованное и принять меры к реализации. Ответственность всех присутствующих – личная. Срок – месяц. Все свободны.
Не докурив сигарету, Генрих Иванович выбросил ее в приоткрытую форточку и повернулся к завхозу:
– Никита Павлович, я тебя еще раз прошу: лично проверь, чтобы в кладовых было только то, что соответствует заявкам и требованиям. Из заначек все списать. Что можно – сдать в металлолом, остальное – сбросить в траншею за корпусом. Водопроводные трубы строители там уже проложили, наполовину траншея засыпана. Договорись с прорабом, закажи за счет цеха бульдозер, и траншею вместе со всем, что цеху не нужно, сровнять с землей. Сделать это надо срочно. Мне звонил главбух из заводоуправления, Кротов Петр Николаевич, и по секрету сообщил, что директор создал серьезную комиссию из главных специалистов, снабженцев, бухгалтеров, комиссия будет ходить по цехам, предупредил, что, возможно, вскоре с ревизией нагрянут и к нам. Чтобы у нас все было чистенько!
– А этих, – Генрих Иванович кивнул головой на дверь, – которые нас «прабельно» жить учат, всех в колхоз! Пусть головы под дождичком остудят. И мозги проветрят.
– Может,
– Что ты им будешь объяснять, что? Что заявки составляли под копирку с прошлогодних заявок, а потом годное и негодное списывали и прятали в заначки – авось сгодится? Кто нас поймет? Иди. Бульдозер на завтра закажи. И с прорабом договорись.
– Все сделаю, Генрих Иванович, – мастер по подготовке производства, секретарь партбюро цеха по совместительству вышел. Бакулев долго еще стоял у окна и задумчиво глядел, как на волнах старого пруда колыхался у берега какой-то мусор: отмершие водоросли, остатки деревянных ящиков, щепки. Все это в ветреную погоду выносилось водою на берег. Берег был завален мусором.
А комсомольцы после смены собрались в красном уголке: предстояло решить, как все-таки наказать «несуна» Диму Нетунаева. Сам он на собрание не явился. Отсутствовало и больше половины состава комсомольской организации цеха: все знали, о чем будет речь, и кто-то посчитал вопрос мелочным, кому-то нужно было домой, кто-то спешил в детсад за ребенком. Но явились все, кто был в кабинете начальника цеха, и весь актив: члены бюро комсомольской организации и комсорги отделений. Веселов рассказал, что нашлось в мусорных баках, о несостоявшемся разговоре с начальником цеха, комсорги рассказали о заначках на своих участках, о том, как топором рубились списанные, не числящиеся в кладовых новые резиновые сапоги и кирзовые рабочие ботинки, рубился на куски залежавшийся медный, в свинцовой оболочке кабель. Вспомнили решения по экономному и рациональному использованию материальных ресурсов, призывы к развертыванию массового движения трудящихся за всемерную экономию, это должно стать неотъемлемой чертой современного экономического мышления. И решили написать о делах в цехе в Москву.
– В «Правду» надо писать, в «Правду!» – горячился Азат Галиахметов.
Письмо было написано, подписано всеми присутствующими и этим же вечером отправлено в Москву.
На следующий день в цехе был вывешен приказ: двенадцать молодых работников цеха, перечисленные поименно, командировались в колхоз «Заветы Ильича» на убору картофеля. За дни работы в колхозе полностью сохранялся среднемесячный заработок и кому положено – льготы. Старшим группы назначался технолог кузнечного участка Васильев Сергей Павлович. На него же возлагалась ответственность за технику безопасности при работе в колхозе. Всем отъезжающим выдали под роспись по два комплекта выстиранных рабочих спецовок, сапоги, новые байковые портянки, по три пары резиновых перчаток, телогрейки. Кроме этого выдали по матерчатому матрасу, наволочке, простыни, шерстяному одеялу. Каждый сложил все это добро в полиэтиленовый мешок, сверху – бумажку со своей фамилией.
В группу были зачислены две молодые женщины: кладовщица и рабочая гальваники. Они получили помимо спецодежды под роспись на всю группу три кастрюли, пятилитровый термос под чай, три больших сковороды, двенадцать эмалированных кружек, ножи, ложки, вилки и новую десятилитровую алюминиевую канистру – под колхозное молоко. Опытные женщины, не раз ездившие в колхоз, получили в кладовой еще ведро и кусок мешковины для уборки помещения.
Васильев пошел заказывать пропуска и машину для вывоза мешков с территории завода, рабочих отпустили по домам – переодеться, предупредить домашних и отоварить талон на банку свиной тушенки. Талон каждому вручили вместе со спецодеждой. После обеда, в два часа дня, все должны будут собраться у Дворца спорта: туда будет подан автобус.
Ехали по бездорожью, автобус мотало из стороны в сторону, дважды он застревал в грязи, приходилось выходить и подталкивать его, помогая шоферу выбраться из колеи.
Рабочих встретил сам председатель колхоза – молодой человек лет тридцати пяти, в кожаной, на меху, куртке. Назвался Михаилом Михайловичем. От здания правления колхоза он ехал в автобусе, показывая шоферу дорогу. Остановились у бывшей столовой Рай по. Районное потребительское общество развалилось, столовая была заброшена, и колхоз приспособил ее для приезжих: в обеденном зале были сооружены двадцать деревянных топчанов для ночлега, плита подремонтирована, возле нее сколочен стол из пятиметровых гладко обструганных досок, с обеих сторон стола стояли длинные деревянные лавки.