На повестке дня — Икар
Шрифт:
— Неправильное толкование инструкций, конгрессмен! Боже мой, как вы могли подумать что-то другое?!
— С вами все ясно! Многие мои коллеги нередко схватываются с вами. Гуляют ужасные истории, вроде той, что однажды вы ударили парламентария из Канзаса, который вроде бы вас оскорбил.
— Это ложь! Он пренебрег процедурами Белого дома, за которые я несу ответственность. Может, я и дотронулся до него, главным образом чтобы поставить его на место, но это все. А он неправильно понял.
— Не думаю. Я слышал, будто он назвал вас «никудышным начальником»,
— Искажение. Ну полное искажение. — Деннисон поморщился — кислотность давала о себе знать. — Послушайте, я приношу извинение за детальный обыск...
— Не надо. Его не было. Снять куртку я согласился, полагая, что так принято, но, когда охранники велели также снять рубашку и брюки, вошли мои гораздо более умные провожатые.
— Так какого же черта вы так кипятитесь?
— Потому что вы предусматривали подобный вариант, а если и нет, то создали здесь такую атмосферу, в которой это стало возможным.
— Я мог бы отклонить ваше обвинение, но не будем терять времени. Сейчас мы пойдем в Овальный кабинет, и, ради Христа, не сбивайте президента с толку всей этой проарабской чушью. Помните, он не знает о том, что произошло, а из попыток объяснить ему не выйдет ничего хорошего. Я все ему разъясню позднее.
— Откуда я знаю, способны ли вы на это?
— На что?
— Вы слышали. Откуда я знаю, способны ли вы на это или что на вас можно положиться?
— О чем вы говорите?
— Думаю, вы разъясните ему все, что хотите, расскажете то, что желаете, чтобы он услышал.
— Черт побери, да кто вы такой, чтобы разговаривать со мной подобным образом?
— Я — тот, кто, возможно, богат так же, как и вы. А еще я тот, кто убирается из этого города. Уверен, Свонн уже сказал вам об этом. Так что в вашем политическом благословении не нуждаюсь — не принял бы его ни в коем случае. Знаете что, Деннисон? Я думаю, вы — настоящая крыса. Не симпатичная разновидность Микки Мауса, а подлинное животное. Уродливый, копающийся в отбросах длиннохвостый грызун, разносящий вшей. Это произошло из-за вашей неподотчетности.
— А вы слов не жалеете, правда, конгрессмен?
— Мне не нужно. Я ухожу.
— Но президент-то не уходит! И мне он нужен сильным, убедительным. Дженнингс вводит нас в новую эпоху. Мы вот-вот снова возвысимся. Прикажем подонкам этого мира заткнуться или убираться!
— Ваши выражения так же банальны, как и вы сами.
— Да кто вы такой? Паршивый выпускник какого-нибудь университета из «Лиги Плюща», получивший степень по английскому языку? Да полно вам, конгрессмен! Мы жестко играем, вот в чем дело! В этой администрации шевелят кишками или уходят. Поняли?
— Постараюсь запомнить.
— Раз вы об этом заговорили, зарубите себе на носу: президент не любит разногласий. Все спокойно, понятно? Никаких вообще волнений. Все счастливы, ясно?
— Вы повторяетесь, не так ли?
— Я довожу все до конца, Кендрик. Это требуют правила жесткой игры.
— Вы — убогая, подлая машина, вот кто вы такой.
— Итак, мы не нравимся друг
— Это я понял, — согласился Эван.
— Пойдемте.
— Не так быстро, — твердо возразил Кендрик, отворачиваясь от Деннисона и подходя к окну так, словно кабинет был его собственным, а не человека президента. — Каков сценарий? Ведь так это называется, да?
— Что вы имеете в виду?
— Чего вы от меня хотите? — Кендрик посмотрел вниз, на газон перед Белым домом. — Если вы тот, кто здесь думает, зачем я тут.
— Потому что игнорировать вас было бы непродуктивно.
— Правда? — Кендрик снова повернулся и заглянул в глаза главы президентского аппарата. — Непродуктивно?
— Вас надо наградить. Это достаточно ясно? Он не может сидеть на заднице и притворяться, что вы не существуете. Ведь так?
— О понимаю! Скажем, во время одной из его занимательной, хотя и не сильно информативных пресс-конференций, идет речь обо мне, что сейчас неизбежно, а он не сможет точно припомнить, играю я за «Джетс» или за «Джайантс». Так, что ли?
— Вы все правильно поняли. Пойдемте. Я буду направлять разговоры.
— Имеете в виду, что будете руководить, не так ли?
— Называйте как хотите, конгрессмен. Он величайший президент двадцатого века, и не забывайте этого. Мое дело — поддерживать статус-кво.
— Но это дело не мое.
— Черта с два не ваше! Это наше общее дело. Я был в сражении, молодой человек, и видел, как люди умирали за наши свободы, за наш способ жизни. Говорю вам, это святое дело! И нынешний президент возвращает ценности, за которые мы так дорого заплатили. Одной лишь своей силой воли, своим интеллектом, если угодно, он ведет нашу страну в правильном направлении! Он — самый лучший!
— Но не обязательно самый способный, — перебил его Кендрик.
— Ничего это не значит. Из Галилея мог получиться никудышный поп и еще худший император.
— Полагаю, главную мысль вы ухватили.
— Конечно. Теперь сценарий, то есть разъяснение. Все до боли просто и знакомо. Какой-то сукин сын допустил утечку той оманской истории. Вы хотите, чтобы о ней как можно скорее забыли.
— Я хочу?
Деннисон помедлил, рассматривая Эвана с неприкрытым отвращением.
— Я исхожу непосредственно из того, что тупица Свонн рассказал председателю Объединенного комитета начальников штабов...
— Почему Свонн тупица? Он не разглашал эту историю. Он пытался отделаться от человека, который приходил к нему.
— Свонн допустил, чтобы это случилось. Надеюсь, увижу его повешенным. Он руководил операцией, но допускал, чтобы такое произошло.
— Вы употребили неправильное прошедшее время. — Что?
— Не важно. Только для того, чтобы убедиться, что сценарии у нас один и тот же, ответьте, почему я хочу, чтобы об этом как можно скорее забыли?
— Из-за возможных ответных мер против ваших тамошних вшивых арабских друзей. Вот что вы сказали Свонну, а он доложил своему начальству. Хотите это изменить?