На проклятом пути Великого Шута
Шрифт:
— Не будем тратить время тоже, — Лаэтрис без объяснений схватил Риалейн за руку и потащил за собой. — Здесь, на балконе с другой стороны галереи, всегда припаркован мой собственный «Яд», так что успеем как раз к развязке.
Теплая вода в купальне обволакивала тело невесомо и мягко, ароматические курения дарили покой — сомкнуть веки и погрузиться в сладостную дрему было искусительно приятно. Но архонт Лаэтрис не стал потакать слабостям усталого тела — в конце концов, даже в полном уединении он редко когда позволял себе подобную роскошь. Но все равно глубоко вздохнул,
Растворенные в воде зелья одновременно обжигали свежие раны — и ускоряли их заживление. Боль была слабой, даже в чем-то приятно-успокаивающей, скользящей по самой границе восприятия: самое то, чтобы еще раз взвесить все произошедшее за неполный день.
Да, как он и говорил — успели они аккурат к развязке кипящего боя на малом шпиле. Загадка предательства илимнисийской знати разрешилась — он и его спутница застали поверенных Серой Дамы, ее саму — и парочку ее покровителей из вражеского кабала, сцепившихся не на жизнь, а на смерть с охраной, возглавляемой верным инкубом. Конечно, архонт и его спутница тут же вступили в бой.
Не смотря на то, что противников было не так уж и много, сражались те словно в последний раз, и схватка вышла не самой простой — все-таки предатели подготовились к диверсии. Но перевес сил — а главное, мастерства — оказался на стороне архонта Лаэтриса и его бойцов.
О, если бы ему предложили еще раз ввязаться в подобный бой, он никогда не отказался бы — хотя бы ради наслаждения драться плечом к плечу с Риалейн. Она оказалась отличным бойцом, и пусть он это понял еще тогда, на дуэли — соратник из нее вышел еще более искусный, чем противник.
И — они победили. Лаэтрис не отказал себе в удовольствии протащить двух самых знатных предателей и недругов за волосы до самого «Яда» и вывесить, как падаль, на внешних крюках, слушая проклятия еще живых жертв всю дорогу назад, в главный шпиль, пока он учтиво пояснял Риалейн назначение тайного хода. Во всех старых дворцах и шпилях есть свои катакомбы, Комморра пронизана ими — и старые Дома хранят расположения своих потаенных дорог в недрах обиталищ как самый важный секрет. Ну что же, пошутил он, теперь ты тоже знаешь один такой секрет дома Лаэтрис. Так храни его, чтобы я в тебе не разочаровался — на что Риалейн ответила тогда долгим сложным взглядом и преувеличенно почтительным кивком. Взгляд при этом — огненный, искушающий, опасный — с этой почтительностью вязался мало. Над этой разгадкой придется еще подумать — но при этом доказательства сговора она тоже передала, и это дало архонту в руки неоспоримое преимущество. Победа. Чистая, как лучшее вино, в этой скоротечной войне кабалов.
После будет громкий публичный суд над заговорщиками, публичные же пытки плененного недруга и изощренно жестокая казнь, над которой предстояло еще поломать голову, выбирая способ. В очередной раз архонт Лаэтрис подтвердит при всех свое прозвание — Кровавая Длань. Прозвание, которое те, кто поглупее, осмеливаются произносить лишь шепотом, а умные и храбрые говорят вслух, почтительно, как часть титула: ведь таковым оно и является, отмечая одну из громких побед в череде восхождения на вершину иерархии Темного Города.
А все-таки в голове мысли роились совсем не те, что должны были бы рождаться в разуме довольного победой правителя. Лаэтрис в
Эти мысли в последнее время одолевали его все чаще — просто он очень долго делал вид, что они не так уж существенны. Впрочем, чем дальше, тем сложнее было игнорировать этот факт — он всерьез увлекся молодой интриганкой Риалейн. А события последних дней только добавили жара — она оказалась не просто хороша собой, но еще и чрезвычайно умна. Сокрушительное сочетание, надо признать.
Пожалуй, ее красота могла бы затмить собой внешность любой признанной красавицы Комморры, если бы Риалейн того захотела. Впрочем… кажется, она считала вовсе не телесное совершенство главным своим достоинством. И от этого становилась еще желаннее.
Пора было признать — архонт Лаэтрис понятия не имел, как он будет добиваться этой женщины, но знал точно: отступать он и не собирается. Просто приказать прийти и скрасить досуг он, конечно, вполне мог — но не хотел. Совершенно. А главное — точно знал, что одного раза ему не будет достаточно, и… бездна подери, кажется, это ровно то, что и называют словом «любовь»: безжалостное и неотвратимое чувство, что тебе вечно не будет хватать чего-то в этом мире, окружи себя чем угодно — пока рядом нет одного-единственного существа.
— Пора приготовиться к долгой осаде, — негромко сказал он самому себе.
Предаваясь размышлениям о том, что же делать с этим открывшимся ему знанием о собственных чувствах, он незаметно для себя погрузился в неглубокую дрему. Все-таки в последнее время длительный отдых был слишком большой роскошью. Может, немного погодя можно будет освежиться и более деятельными развлечениями. А пока…
В полной мере вкусить этот поверхностный сон ему не дали. У дверей покоев раздалась возня, потом — отчетливо различимое бряцание оружия, шум перепалки, повышенные голоса. Низкий рокочущий голос Каэда, пара женских голосов… звук настойчивого удара в дверь.
С рычанием Лаэтрис выдернул себя из теплой неги вод купальни и торопливо накинул дымчатую шелковую мантию прямо на голое тело: облачаться в доспех времени не было, если это новое покушение — вот он меч, а в изысканную пряжку, скрепляющую многослойный шелк мантии у самого горла, встроен генератор теневого поля.
— Что опять творится? — требовательно возвысил голос архонт. — Живо доложите, кто и зачем посмел беспокоить меня!
Дверь распахнулась. В проеме показалось два препирающихся инкуба — Каэд и Нилия. И решительно вклинившаяся между ними, чтобы проскользнуть в купальню, Риалейн. Пальцы архонта замерли на темном камне, приводящем в активацию теневое поле, так не включив его. Вместо этого опустил руку: