На прощанье я скажу
Шрифт:
А потом, когда он потянулся поцеловать ее, она отвернулась и краешком уха полоснула по его шершавым губам. Прости, сказала она, хотя за что она просила прощения, как и вообще все остальное, было для него полной тайной.
Рабби Сильвер обращается к присутствующим, напоминает им о религиозном смысле происходящего.
— Совершив обряд обрезания, мы приобщили это дитя к завету между Авраамом и Богом, и теперь Сьюзи и Эван дадут мальчику имя, а мы примем его в еврейскую общину
Эван и Сьюзи стоят подле Рубена, который запевает на иврите, и в ушах Сильвера звучит плач ребенка, а в паху он чувствует его боль, и вот уже в комнате не хватает кислорода, и он обливается потом. Сейчас его либо хватит удар, либо он потеряет сознание, но только не здесь, нет, он не рухнет на мещанскую, не стоящую своих денег мебель, которая выглядит так, будто взрослого человека не выдержит.
Он тихо исчезает, минуя коридор, комнату, несколько ступенек вниз, еще одну слегка утопленную комнату, которая у них, вероятно, зовется солярием, затем через стеклянные раздвижные двери на улицу и через сад, где официанты расставляют блюда и разливают мимозу.
«Не гожусь я для всего этого», — слышит он собственный голос. И симпатичный бармен с пирсингом в носу и большими зелеными глазами смотрит на него и говорит:
— Значит, нас уже двое.
Так Сильвер понимает, что произнес это вслух. Жара на улице впечатляет. После ледяного кондиционера внутри это желанное облегчение — словно шагнул в другое время года.
— Они там закругляются? — спрашивает девушка, вытаскивающая белую пластиковую пробку из бутылки шампанского. У нее темные короткие волосы с неровными прядями, будто она постриглась сама.
— Ага, — он чувствует, что смотрит на нее слишком пристально.
Забавная штука происходит с мужскими мозгами, ну или, по крайней мере, с его мужскими мозгами, которая, очевидно, вызвана приступом и неиссякаемой похотью, поселившейся в нем с раннего отрочества. Он может быть при смерти, может принимать участие в религиозной церемонии, что и по-настоящему волнует, и отчасти ужасает, может снова без памяти влюбиться в бывшую жену и в то же самое время не утратить способность разглядывать эту сексапильную барменшу, замечать завиток татуировки, что показался у шеи, вслушиваться в хриплые нотки ее голоса и прикидывать, как это все отражается в ее манере заниматься любовью.
Она смотрит на него и улыбается, веселая и безмятежная, а он хочет поцеловать эти расслабленные губы, хочет сбежать с ней и от нее одновременно.
— Вы играли в той группе, верно? «Сломанные маргаритки».
— «Поникшие маргаритки».
Она принимает поправку.
— Круто.
Он наблюдает, как она управляется с пробкой, поворачивает и потягивает ее, покуда пробка не выходит с мягким щелчком. Она ставит бутылку на стол и принимается за следующую.
— Вы в порядке? — говорит она.
— Я умираю.
Она воспринимает эту информацию не слишком всерьез. Она хорошенькая, и бармен к тому же, и эта комбинация по умолчанию делает ее исключительно невозмутимой.
— Мне просто нужно глотнуть воздуха, — говорит он.
— Ну, —
Позднее гости прогуливаются по дворику, наслаждаются поздним утренним бранчем и бросают на него странные взгляды. Он сидит на краю бассейна, закатав штаны и свесив ноги в воду, и пьет шампанское прямо из бутылки. Подходит отец и садится на землю подле него.
— Что случилось? — спрашивает он.
— Не знаю, просто у меня… небольшой приступ клаустрофобии.
Он кивает.
— Как вода?
— Хороша, — отвечает Сильвер. — Теплая.
— Слушай, — говорит Рубен, — твоя мать сама не своя.
— Мне жаль.
— Приходи поужинать в пятницу. Повидаетесь, она что-нибудь приготовит. Вам обоим будет на пользу.
— Окей.
Отец пристально смотрит на него. Он хочет поговорить, задать вопросы, но видит, что Сильвер сейчас не в том настроении. И тогда Рубен стаскивает лоуферы, потом — черные носки, подворачивает костюмные брюки и опускает ноги в воду.
— Получается, с тобой теперь и не сходишь никуда, — говорит он.
Глава 29
В «Версале» Кейси подсаживается к мужчинам у бассейна, отчего Джек совсем не в восторге. Он качает головой, словно Сильвер только что совершил самый чудовищный из возможных faux pas. [7]
— В чем дело? — спрашивает Кейси. — Я порчу тебе малину?
— Есть немного, — отвечает Джек, глядя на Сильвера. — Нет, правда, Сильвер. Только не здесь.
7
Промах (фр.).
— Куда он, туда и я, — говорит Кейси.
— Железный план, — бурчит Джек.
— Мое присутствие мешает тебе разглядывать задницы моих сверстниц? Да? Или дело в том, что, окажись я там — она показывает на группку студенток, загорающих на другом конце бассейна, — с этими телками, ты понимаешь, что и на мою задницу пялился бы, и тебе досадно оттого, что я — дочь твоего друга?
— Господи боже мой, — бормочет Джек.
Оливер смеется.
— Кейси, — одергивает ее Сильвер.
— Простите, извините, — говорит она, ухмыляясь. — Считайте, что меня тут нет.
— Будет проще, если ты перестанешь болтать.
— Почему мужчины западают на молоденьких?
— Ну понеслось, — роняет Джек.
— Нет, серьезно, — продолжает Кейси. — Мне правда интересно.
Джек глядит на нее, потом смотрит на студенток, лежащих рядком. Он оборачивается к Сильверу, взглядом прося разрешения, и тот пожимает плечами.
— Думаю, тут дело в человеческой природе, — произносит он.
— Это о чем вообще?
— О том, что в нас заложена программа, на клеточном уровне. Это мир животных. Самца привлекает молодая, детородная самка. Это инстинкт. Чтобы мы размножались.