На пути к Цусиме
Шрифт:
2). Сделать сношение с тем же Министерством о предоставлении подполковнику Тржецяку свидетельства или вида на жительство на имя Александра Константиновича Цитовского […];
3). Делать сношение с Министерством иностранных дел об оказании содействия подполковнику Тржецяку посланниками в Бухаресте, Софии и Константинополе, а также консулами и вице–консулами в Констанце (Кюстенджи), Сулине, Варне, Бургасе и Салониках;
4). Сделать сношение с Главным штабом об оказании этому штаб–офицеру содействия военными агентами в Бухаресте, Софии и Константинополе; […]
6). Сообщить русским жандармским властям по побережью Черного моря, главным образом, в Николаеве, Севастополе и Одессе, о цели командирования Александра Константиновича Цитовского и об оказании ему содействия при выполнении возложенного на него поручения» [296] .
Все перечисленное было сделано. 16 июня Департамент полиции предписал жандармским властям губерний черноморского побережья «озаботиться учреждением самого тщательного наблюдения за всеми прибывающими из-за границы на пароходах лицами, обращая особо тщательное внимание за приезжающими японцами». Тржецяку же им надлежало «оказывать полное содействие, а равно исполнять его требования, предъявленные в телеграммах за подписью «Цитовский»» [297] .
296
ГА
297
Японский шпионаж в царской России. С. 182. Сов. секретное письмо директора Департамента полиции начальнику Одесского Охранного отделения и начальникам ГЖУ. 18 июня 1904 г.
25 июня, снабженный на первое время тремя тысячами рублей, шифрами и заграничным паспортом на имя А. К. Цитовского (а также чистыми бланками пятью других — на всякий случай) из Одессы Тржецяк отправился в Стамбул, где его уже ждали его сотрудники. В основном это были филеры, ранее работавшие под его руководством в Бухаресте, украинцы, греки и черногорцы по национальности, причем как мужчины, так и женщины.
С помощью работников российской дипломатической миссии в Стамбуле, и в первую очередь военно–морского атташе Шванка, «агентура» Тржецяка быстро установила наблюдение как за всеми проживавшими здесь японцами, так и за подозрительными судами, которые следовали из Средиземного моря в Черное. В качестве одного из сценариев вероятного развития событий предполагалось, что Тржецяку придется следить за передвижениями японцев не только в черноморских проливах, ной в портовых городах других государств. Поэтому в черноморских портах Румынии и Болгарии на него в качестве наблюдательных агентов работали сотрудники российских консульств, а также специально нанятые местные лодочники и рыбаки, которым в случае необходимости было предписано обращаться за содействием к российским жандармским властям в Николаеве, Одессе или Севастополе. Вдобавок в августе 1904 г. по совету Тржецяка директор Департамента полиции обратился к болгарскому министру–президенту Рачо Петрову с просьбой «об учреждении наблюдения со стороны болгарской полиции за японцами, находящимися на болгарской территории» [298] . По указанию управляющего Морским министерством Ф. К. Авелана, в помощь жандармскому подполковнику в Сулин в устье Дуная под предлогом охраны российских рыболовных промыслов были направлены миноносец (№ 270) и транспорт «Буг», а одному из двух судов, находившихся в распоряжении русского посольства в Турции (так называемых «стационеров»), было предписано находиться в Константинополе безотлучно [299] .
298
ГА РФ. Ф. 102 ДП 00. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 104 об.
299
РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3111 «О посылке миноносца № 270 и транспорта «Буг» в Сулин для наблюдения за деятельностью японцев в нейтральных странах и предотвращения проникновения японских агентов в русские черноморские порты»; АВПРИ. Ф. 150 (Японский стол). Оп. 493. Д. 272. Л. 2–5. — Весьма секретное письмо Авелана Ламздорфу. 18 июня 1904 г. № 2922.
Наблюдательная служба Тржецяка в самих черноморских проливах была организована следующим образом. «Ежедневно вечером, — рассказывал он, — я получаю список всех приходящих пароходов (приходящих пароходов бывает ежедневно до 20) и выбрав из них подходящие пароходы, я сообщаю их названия нашим людям, работающим на Босфоре. Наблюдение ведется главным образом в таможнях в Пера и Стамбуле и лишь в особо важных случаях люди выезжают в Босфор на яликах (выезды эти воспрещены местною таможнею, и приходится действовать подкупом.). [...] Независимо от нашего наблюдения на Босфоре Шванк имеет и свое, но таковое нам не может передать по конспиративным соображениям. Я лично против этого ничего не имею, так как лучше, если мы будем взаимно проверять друг друга» [300] .
300
ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 29 об. — 30.
Для Тржецяка не стали секретом ни связи Накамура во дворце султана, ни явное покровительство английских дипломатов «турецким» японцам, ни контакты последних с Веной, где, как писал он, «проживает бывший японский одесский консул — главный распорядитель военно–разведочного дела японцев в Европе» [301] . Японским резидентом в Турции Тржецяк считал Накамура, а Ямада — его помощником, или «начальником штаба». О том, что под именем Мацумото скрывается сам Ижима, он, не зная его в лицо, не ведал. Смутные подозрения о его истинной роли у русских контрразведчиков появились только тогда, когда они выяснили, что ежемесячно этот «журналист» получал 2 тыс. франков (750 руб.), а на текущем счете в Оттоманском банке хранил 10 тыс. турецких лир, или 86,5 тыс. руб. «Т. Ямада […] вместе с Накамурой, — сообщал Тржецяк уже через несколько дней после приезда в Стамбул, — законтрактовывает для японского правительства суда, сообщает в Токио об общественном мнении турок, о текущих местных событиях, доставляет сведения о планах русского правительства и его намерениях, приобретает уголь, провиант и высылает таковой в Японию. Ямада тщательно конспирирует себя и сравнительно редко показывается в городе» [302] .
301
ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 34 об. — 35.
302
Японский шпионаж в царской России. С. 185.
Скоро Тржецяк убедился, что наиболее деятельные члены местной японской колонии не имели возможности и, вероятно, намерений нападать на русские военно–транспортные суда и в лучшем случае планировали лишь наблюдать за их проходом через проливы. Об этом свидетельствовали их частные разговоры, подслушанные агентами Тржецяка, а также их корреспонденция, полученная через подкупленных почтовых чиновников, либо выкраденная его сотрудниками у самих получателей. Так была добыта почтовая открытка из Токио на японском языке на имя Ямада, которая пришла 18 июля. В ней некто Такасака, в частности, писал: «Мнения общества и правительства в Вашем месте прошу нам сообщать [...] Мы были бы рады иметь постоянные сведения о планах, происходящих событиях и разных особенностях нашего врага [...] Будьте на страже относительно движений наших врагов в ваших водах и предупреждайте нас о новых опасностях, дабы нас не застали врасплох. Будьте осторожны в Ваших действиях. Не забывайте, что Вы представляете правительство» [303] .
303
ГА
Вскоре российскому контрразведчику представилась возможность ознакомиться с содержимым личных вещей «Мацумото» (т. е. Ижима), который перебрался на берег Босфора и поселился в гостинице в Терапии. Агент Тржецяка Г. Мелас, «взяв смежный номер с Матцумото, подставил ему нашу женщину, назначившую Матцумото свидание в саду, а сам, без соблюдения правил Устава уголовного судопроизводства, произвел в вещах Матцумото формальный обыск» [304] . На основании всех полученных данных в августе Тржецяк окончательно пришел к выводу, что диверсии против русских судов в черноморских проливах маловероятны. Несмотря на это, его «агентура» вовсе не была свернута, напротив — сначала Департамент полиции, а затем и Главный морской штаб санкционировали ее расширение на Пирей и Смирну, которые в будущем могли для японцев сыграть роль перевалочных баз на пути из Порт–Саида в Стамбул. В Пирее был завербован местный житель, грек Сократ Арханиотаки, а в Смирне в нужном для контрразведки направлении начал действовать тамошний российский вице–консул Г. Д. Фотиади.
304
ГАРФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 103.
Русской агентуре удавалось оперировать настолько скрытно, что вплоть до октября 1904 г. о ее присутствии в Константинополе японцы не подозревали. Об организации Тржецяка они узнали от турок, которые, в свою очередь, были проинформированы Лондоном. Как сообщил Тржецяку посол И. А. Зиновьев, «турецкое правительство получило телеграмму от английского Министерства иностранных дел, что в Константинополе конспиративно проживает русский полковник, имеющий помощником другого офицера и около 30 человек служащих. Лица эти командированы русским правительством с военно–разведочными целями». В ответ правительство Турции телеграфировало, что «негодует на подобную бесцеремонность России и примет все меры к предупреждению зла» [305] . Как мы уже знаем, в конце октября, опасаясь разоблачения, Ижима покинул турецкую столицу, причем его тайный отъезд для русской контрразведки также не прошел незамеченным.
305
ГА РФ. Ф. 102 ДП 00. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 226–226 об.
К середине августа 1904 г. противоборствовавшие стороны «окопались» на своих наблюдательных пунктах и были приведены в боевую готовность. «Весь путь наших добровольцев, — докладывал Тржецяк 13 августа, — уже обставлен японскими соглядатаями: при входе в Босфор в Терапии — Матцумото, за которым и мы, и Шванк зорко смотрим, в Константинополе — Накамура и Ямада, в Смирне — Ито [306] и английская эскадра и, наконец, в Пирее — Хаяши» [307] . Непосредственно перед проходом черноморских военно–транспортных судов российский посол потребовал от султана гарантий их безопасности и заявил, что всю ответственность за исход дела несет турецкое правительство. Решительность Зиновьева возымела действие. Для охраны русских кораблей турки отрядили свои полицейские катера и в виде исключения позволили встречать и провожать их в проливах сотрудникам российского посольства. В итоге русские суда проследовали через Босфор и Дарданеллы без всяких происшествий. Вспомогательные крейсера «Петербург» и «Смоленск» вошли в Средиземное море 21 июня [308] , а семь транспортов 2–й эскадры под командой капитана 1–го ранга Радлова — в период с 24 по 29 октября 1904 г. Спустя три дня в критской гавани Суда черноморские транспорты соединились с отрядом контр–адмирала фон Фелькерзама (на Крите за ними наблюдал специально посланный туда Макино англичанин [309] ).
306
Ито Тиэта — «путешествующий» японский «инженер–фотограф».
307
ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 134. По данным российской контрразведки, «профессор» Хаяси Хироки незадолго перед тем приехал в Турцию из Парижа.
308
Эти суда Добровольного флота, переоборудованные в военные корабли, в состав 2–й эскадры не входили, а были направлены в Красное море для перехвата судов с грузом контрабанды в Японию. После того, как ими за провоз военной контрабанды были задержаны 4 английских транспорта, разразился международный скандал. Германский император назвал произошедшее «небывалым актом пиратства, способным вызвать международные осложнения», а Великобритания прямо пригрозила России войной. Все это не на шутку встревожило Николая II. Специальное совещание, созванное под председательством великого князя Алексея Александровича в конце июля 1904 г., постановило действия «Петербурга» и «Смоленска» прекратить, захваченные ими пароходы освободить, а крейсерам вернуться в Россию (См.: Отчет о вооружении вспомогательных крейсеров и их крейсерских операциях в Русско–японскую войну 1904–1905 гг. СПб., 1907. С. 7—23). Неодобрительно к идее крейсерства отнесся и командующий 2–й эскадрой. «Я остаюсь при убеждении, — писал Рожественский Вирениусу в июле 1904 г., — что проку от этого крейсерства — ранее прохода эскадры — не будет никакого, а осложнений — масса, и таких осложнений, которые серьезно повлияют на движение самой 2–й эскадры» (РГА ВМФ.
Ф. 417. Оп. 1. Д. 2810. Л. 166 об. — 167). Несмотря на все это, историк Е. Ю. Сергеев утверждает, будто «рейды русских крейсеров в Средиземном и Красном морях» «являлись одним из способов охраны эскадры» Рожественского. — Sergeev E. Y. Russian Military Intelligence in the War with Japan, 1904—05. Secret Operations on Land and Sea. P. 144.
309
Inaba Ch. The Question of the Bosphorus and Dardanelles during the Russo-Japanese War. P. 131–133.
3 декабря 1904 г. управляющий Морским министерством распорядился отозвать Тржецяка и прекратить «охрану Константинополя и проливов». Его командировка, таким образом, подошла к концу. Как и в случае с Гартингом, деятельность его агентуры получила в Петербурге высокую оценку. «За отличное исполнение подполковником Отдельного корпуса жандармов Тржецяком возложенного на него поручения по организации охраны Черного и Мраморного морей, Архипелага, Балканских государств и Малой Азии, — писал Лопухину Вирениус в начале марта 1905 г., — всеподданнейшим докладом по Главному морскому штабу от 28 минувшего февраля было испрошено высочайшее разрешение на выдачу наград» [310] . Многие его агенты, российские и иностранные подданные, получили денежные премии, а двое были удостоены русских орденов. Самому Тржецяку было выплачено 2 тыс. рублей наградных, а еще через несколько месяцев он был назначен начальником Московского охранного отделения.
310
ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 12. Л. 62.