На пути в академию
Шрифт:
Феникс явно уже ждал своего момента, чтобы обратиться в пепел от старости, но зубы у него были ещё крепкие, поэтому кусался он достаточно сильно, когда хотел выразить недовольство своим всадником. В назначенный день я нагрузил его вещами, прикрепил к поясу рапиру, а саблю спрятал в мешок, и отправился навстречу неизвестности, провожаемый напутственными словами настоятеля и держа за пазухой его письмо, адресованное ректору духовной академии.
От Кадиса, в дальних предместьях которого и находился монастырь Победы, до Толедо было около пятиста километров. Не так и много, если передвигаться на лошади, но и
Конь не спеша потрусил шагом, набрав свою рабочую скорость, не быстрее человеческой. Выехав за пределы небольшого городка, я дал шенкелей Фениксу и тут же пожалел об этом, так как озадаченный конь перешел на рысь, к чему мой зад был не слишком приспособлен. Пришлось осадить его и снова двинуться шагом.
Мимо проплывали поля, фруктовые сады и виноградники. Заметив у дороги дикое апельсиновое дерево, с созревшими плодами, я решил их попробовать, но первый же его плод пришлось выкинуть из-за невыносимой горечи. Вот такие они, дикие апельсины. С трудом взобравшись обратно на коня, я поехал дальше, с любопытством оглядываясь по сторонам.
За несколько дней до отъезда я, с помощью одного из монахов, купил себе готовое платье, более приличествующее молодому дворянину, чем моё прежнее рваньё, и запасную смену белья. И теперь, в новом камзоле, высоких кожаных сапогах со шпорами, над которыми нависали широкие штаны, в модном берете, со страусовым пером, я вообще ничем не напоминал того дохляка, которым был совсем недавно.
За первый день конного путешествия я смог преодолеть едва ли одну десятую часть предстоящего пути, и, с трудом передвигаясь из — за растёртых почти в кровь ног, заночевал в придорожной гостинице.
В одежде дворянина я производил совсем другое впечатление, чем раньше. Ко мне сразу изменилось отношение, почти сразу нашёлся свободный стол и приличная комната, да и еда стала не в пример лучше. Одним словом, в этом мире дворянином быть хорошо.
Второй день прошёл, как и первый, также прошли ещё три дня. До Толедо оставалось меньше половины пути, когда приключения снова настигли меня своим жарким дыханием.
На очередном постоялом дворе, куда я въехал уже в сумерках, меня поджидал неприятный сюрприз. В зале, куда я вошел, устало бряцая шпорами, сидели три священнослужителя. Взглянув на них, я с сожалением заметил, что это были не бенедиктинцы и цистерцианцы, а неутомимые монахи ордена Кающихся.
Боевой маг ордена Кающихся, по имени Хугадор, в миру Бженек Подкив, объездил всю Испанию и все Соединённые провинции. Он искал одного, не в меру наглого и бесстрашного, испанского подростка и отмороженного на голову наёмника, по имени Армандо Локк, но они как в воду канули. Как это ни смешно, но это действительно оказалось так.
Через месяц поисков, в узкой среде стала распространяться информация, что сокровища утонувшего города найдены. Значит, кто-то смог найти скрытый остров и попасть на него, разыскав при этом артефакты, и даже вернуться оттуда живым. Все боевые тройки ордена и многочисленные соглядатаи были брошены на поиски этих людей, один из которых был наверняка Локк, а другим, возможно, тот мальчишка, что спас ему жизнь.
Пока поиски ни к чему не привели. Их
И сейчас они мрачно сидели в придорожной таверне, неспешно поглощая пищу, и размышляли, не пропустили ли они мальчишку, или он уже и сам успел сдохнуть? Хугадору очень не хотелось расписываться в собственном бессилии, но пока он не смог найти никого из тех, кому достались сокровища утопленного города.
Да и с кем искать? Опытных магов было очень мало, и они давно сидели в управляющей верхушке, а те двое новообращённых, которых ему дали, не могли ни призывать круг силы, ни сражаться с помощью магии, умели только защищаться, да весьма посредственно фехтовать.
За узким окном постоялого двора постепенно сгущались сумерки, когда отворилась дверь, впуская очередного постояльца в таверну. Им оказался хорошо одетый идальго, весьма юного возраста, с едва пробивающимися усиками над верхней губой.
Такие путешественники были не редкостью, особенно, если это касалось младших сыновей многочисленного семейства. Во дворе стояла его откровенная кляча, которую вёл в стойло конюх. Всё сходится, отправили на учёбу младшего отрока, дав ему пару золотых на пропитание, одежду, да старого коня, купленного на базаре за тридцать реалов, а то и меньше, и проданного за малую сумму чисто из уважения к старому дворянскому роду.
Всё сходилось, и Хугадор равнодушно отвернулся бы от него, если бы не заметил, как ощутимо вздрогнул юноша, увидев его. Сощурив глаза, монах стал более внимательно осматривать незнакомого идальго. Но этот подросток мало походил на того, с кем ему пришлось сражаться. И всё же, что — то в этом есть, а интуиция ещё ни разу не подводила его.
Усевшись за столом возле стены, который для него освободил хозяин, молодой идальго ощутимо нервничал, непонятно от чего. Его следовало проверить, мало ли какая ниточка может привести к цели. Бженека учили, что для того, чтобы найти целый клубок, нужно не лениться и подбирать любую нитку, пусть даже она будет грязная и старая.
Он специально сверлил взглядом идальго, отчего тот стал нервничать всё сильнее и сильнее. Да, он явно его боялся, а если человек боится, значит, у него есть что скрывать. Тем более, он не боялся других людей в таверне, а там присутствовали разные экземпляры человеческой грязи, хоть и прикрытые глянцем успеха или добропорядочности.
А, кроме того, юнец, усаживаясь за стол, распахнул полы плаща, на мгновение показав всем присутствующим две перевязи с пистолями. Пазл стал складываться! У того подростка тоже были пистоли, и он ими, помнится, отлично владел! На его несчастье.
Быстро проглотив свой нехитрый ужин, идальго поднялся и ушёл наверх, в свою комнату. Хугадор, кажется, даже услышал, как скрипнули засовы на двери и улыбнулся. Впервые за несколько месяцев у него появилось хорошее настроение. Даже отличное!
Через пару часов он прошёлся мимо двери этой комнаты, на секунду застывая возле неё и пробуя рукой крепость запоров, потом, развернувшись, ушёл. На этом посту его сменил другой монах, делая то же самое в течение нескольких минут, а потом и третий.