На развалинах третьего рейха, или маятник войны

Литвин Георгий Афанасьевич

Сталин не знал, что это уже не имело значения, ибо немецкое нападение не зависело больше от поведения Советов, а определялось прежде всего русскими просторами и окончанием периода камуфляжа. С 30 апреля часовой механизм взрывного устройства установлен на 22 июня и уже отсчитывает время. Несмотря на то что Сталин все еще пытался решить вопросы с помощью выплат и действительно делал это, уже ничто не могло изменить хода событий. Поставки сырья в Германию за последние месяцы продолжали осуществляться, правда, с задержками. Они достигли необычайно больших объемов, особенно поставки каучука. В начале мая Советское правительство закрыло дипломатические представительства оккупированных Германией стран: Югославии, Бельгии, Норвегии, а позже Греции. Это означало по меньшей мере признание де-факто оккупационной политики Германии, и даже больше:. Советский Союз открыто признает и готов

полностью смириться с его вытеснением с Балкан.

Сталин был уже хорошо осведомлен, о чем свидетельствует беседа с английским послом сэром Стаффордом Крипсом от 1 июня 1940 года, о серьезности положения. К тому же начиная с 1 марта 1941 года он получил ряд предупреждений от англичан и американцев, среди них послание Уинстона Черчилля от 3 апреля 1941 года. Возможно, старый антибольшевик, один из вдохновителей интервенции, а в середине 30-х годов также и поклонник фюрера, замышляет втянуть Советский Союз в «империалистическую» войну, заставить его рисковать ради выгоды англичан?

В конце марта 1941 года начальник разведки Красной Армии генерал Голиков представил доклад относительно агрессивных намерений Германии и сделал следующие выводы:

«1. На основании вышеприведенных высказываний и возможных акций на весну этого года считаю, что выступление против СССР очень возможно после победы над Англией или после заключения почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, из которых следует, что этой весной война против СССР неизбежна, считать фальшивками, изготовленными британскими, а возможно, и германскими разведслужбами».

Так, по крайней мере, писал в своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков, и вполне возможно, что начальник разведуправления Красной Армии составил доклад, хорошо зная, что от него хотят услышать. Но это не значит, что хозяин Кремля не знал о серьезности положения.

В значительной степени решения Сталина определялись ощущением нехватки военных сил и невозможности противопоставить агрессору ничего равноценного. Поэтому он сделал такие выводы, как раньше Невилл Чемберлен, а именно: успокаивать пока Гитлера, не давать повода для войны. С этой целью необходимо было избегать всего, что могло бы расстроить ненадежного партнера, и делать все, чтобы оттянуть вооруженный конфликт.

6 мая 1941 года Сталин взял на себя и обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров, до этого формально он был «только» Генеральным секретарем ЦК партии. Теперь он стал руководителем правительства.

Это был театральный жест, который как бы показывал миру сосредоточение всей власти в руках Сталина и давал возможность ожидать далеко идущих последствий. Посол Шуленбург и другие дипломаты в Москве считали, что тем самым обеспечивался и еще раз подчеркивался перед всей общественностью дружественный немцам курс Советского правительства. Это соответствовало сути политики «умиротворения» Сталина и не противоречило, а, наоборот, хорошо согласовывалось с тем фактом, что днем раньше он выступил перед выпускниками военных академий с краткой речью и это могло быть расценено как признак советских агрессивных намерений.

Текст этой речи никогда не публиковался, но ее содержание все же стало известно. Британский журналист Александр Верт узнал о ней через несколько недель, то есть уже после нападения Германии на СССР. Сталин говорил о чрезвычайно серьезной обстановке и о возможности немецкого нападения в ближайшем будущем. А также и о том, что нужно быть готовыми к любой неожиданности. Верт ссылается на «устные русские источники», согласно которым Сталин сказал, что Красная Армия еще недостаточно сильна, чтобы разбить немцев, не хватает вооружения, недостаточна выучка войск, не готовы укрепления в новых пограничных районах. Советское правительство использует все возможные дипломатические средства, чтобы оттянуть вооруженный конфликт с Германией по меньшей мере до осени, а в это время года немцы уже не выступят. Подобная попытка, может, удастся, а может, и нет. «Если она удастся, — утверждает Верт в своей информации (передавая сталинские слова. Пер.), то война с Германией станет практически неизбежной в 1942 году, но будет проходить в более выгодных условиях, так как Красная Армия будет уже лучше подготовлена и вооружена. И в зависимости от международного положения Красная Армия сможет или выжидать немецкое наступление, или сама перехватит инициативу, ибо длительное господство нацистской Германии в Европе является «ненормальным». Это, как уже упоминалось, неточная цитата. То, что действительно было произнесено Сталиным 5 мая 1941 года, остается тайной кремлевского архива. Но из архивов немецкого МИД, известно, что в германском

посольстве в Москве в начале июня была получена информация, которая в немаловажном пункте совпадает с версией Верта. 4 нюня посол Шуленбург докладывал в Берлин, ссылаясь на московского представителя «Немецкого информационного бюро», что Сталин в своей речи 5 мая на торжестве в Кремле «сделал вывод о том, что советский военный потенциал на уровне немецкого. Учитывая это, он (Сталин. — Пер.) сформулировал два вывода: 1. советская политика должна учитывать современное соотношение сил; 2. Советские вооруженные силы и военная промышленность, несмотря на определенные достижения, не имеют оснований слишком радоваться и покоиться на лаврах…

У слушателей, как сообщает наш источник, создалось впечатление, что Сталин решил подготовить свое окружение к новому «компромиссу с Германией».

Обе версии, как Шуленбурга, так и Верта, основываются на политической болтливости. Несмотря на различные акценты, они свидетельствуют в совокупности с другими данными, что Сталин весной 1941 года, исходя из трезвой оценки соотношения сил, надеялся, что ему удастся путем различных уступок склонить Гитлера к заключению нового договора, что дало бы время для дальнейшего вооружения страны и возможности попытаться сравняться с Германией в военном отношении. Какие бы надежды ни связывал Сталин с Пактом августа 1939-го, в результате он вновь оказался в том же положении, что и до его заключения, и теперь стремился из него выйти. Дошло ли до фюрера сообщение Шуленбурга о речи Сталина 5 мая, неизвестно, но, вероятно, дошло. В любом случае для Гитлера, который уже давно решил нанести удар, эта речь послужила лишним приглашением к действиям.

Ложь о «превентивной войне»

Сталинская политика «умиротворения» в последние месяцы перед нападением немцев впоследствии и на Востоке, и на Западе подверглась разной критике, как и аналогичные усилия Невилла Чемберлена. Причем область внешнеполитических маневров британского премьер-министра не была так сужена, как у хозяина Кремля, критики которого до сих пор не решили, мог ли Сталин поступить иначе, какие альтернативы существовали в той ситуации, в которой он оказался с августа 1939 года не только в результате своих деяний, но и при содействии других сил. Как и все правители тогдашней Европы, Сталин следовал политике максимально желаемого, что было невозможно н недопустимо: все предостережения он пропускал мимо ушей. «Нас пугают немцами, а немцев Советским Союзом, нас натравливают друга на друга» — так, должно быть, говорил тогда Сталин. Действительно, главное верховное командование вермахта и геббельсовская пропаганда стремились, и небезуспешно, целым рядом обманных маневров создать видимость того, что основной удар в 1941 году будет нанесен не на востоке, а против Британских островов.

После того как стало известно о полете заместителя фюрера Рудольфа Гесса в В Англию, в Москве появились подозрения, что Германия идет на очередную сделку с Англией за счет Советского Союза. Был ли этот шаг 10 мая действительно «срывом» и акцией «сумасшедшего», даже и после серьезных немецких исследований до сего времени остается под вопросом. И хотя пока у ученых нет возможности дать точные ответы, но можно предполагать, что в истории с полетом Гесса речь шла о «последней попытке Гитлера, основанной на расовых, идеологических, внешнеполитических аксиомах и сходных с ними взглядах Англии», «завершить вынужденную» (по его мнению) войну против Великобритании, в которой он не видит смысла, для того чтобы «получить возможность и по политической конъюнктуре начать великую захватническую войну на востоке, которую он считает не только выгодной для себя, но и соответствующей «действительным» интересам Великобритании».

Еще до того как Сталин предпринял новую попытку «успокоить» Гитлера, была осуществлена концентрация войск в советских западных районах. Этот факт был зарегистрирован в ОКБ и затем использован в пропагандистских целях. 22 июня 1941 года Риббентроп заявил перед прессой, что «большевистская» Москва была «намерена ударить в спину национал-социалистской Германии, борющейся за свое существование».

О том, что Сталин не мог строить таких планов, был просто не в состоянии этого сделать, неопровержимо свидетельствуют факты, которые в настоящее время не вызывают сомнений у серьезных историков. Официальная же немецкая пропаганда до последнего дня беспрестанно вдалбливала эту мысль немцам и всему миру, а Гитлер не раз заявлял, что четко обозначился «весь ужасный размах опасности», против которой он очень своевременно принял меры. Тезис о «превентивной войне против большевистской угрозы» был не нов, и впоследствии он еще долго оказывал свое влияние.