На руинах «Колдовства»
Шрифт:
Симона придержала лошадь. Если бы она этого не сделала, то упала бы, когда неожиданно из зарослей на тропинку вышел мужчина.
Кобыла бросилась в сторону и встала на дыбы, заржав в ужасе, и Симона с трудом сдержала ее. К своему величайшему удивлению, она узнала Чичеро Латура. От испуга она дала волю своему раздражению и крикнула:
— Какой идиотизм! Неужели вы не могли придумать ничего лучше, чем пугать мою кобылу?
Он хлопнул себя по лбу:
— Прошу прощения! Я не хотел этого делать. — И хотя она еще боролась с высоко
Симона не ответила, крепко держа поводья и нежно поглаживая шею лошади. Чичеро стоял раскованно, и кобыла успокоилась, однако настороженно следила за ним. Он вынул из кармана кусок сахара и ласково предложил его лошади. Та колебалась, махнув головой и закатив глаза на Симону, затем осторожно подошла и взяла сахар.
— Мне казалось, что вы не рискнете вернуться? — набросилась на него Симона.
— Да. Но прошлой ночью я встретил охотников за беглыми рабами на дороге к заливу.
— Они не нашли ее.
— Спасибо, мадемуазель.
— Это не моя заслуга. Она спаслась сама.
В его глазах было искреннее одобрение.
— Но вы не выдали ее.
Симона помолчала, затем глубоко вздохнула:
— Да, я ее не выдала.
— Почему?
Симона не ответила.
— Я вернулся поговорить с вами.
Он подошел к ней и приглашающе протянул руки. Его ладони были такими же розовыми, как ее собственные. Симона перенесла колено через луку седла, затем взяла его за руки и соскользнула на землю. Она удивлялась себе, но этот человек интриговал ее… белый и, однако, не белый… и образованный.
— Ну? — спросила она.
— Я хочу рассказать вам, что дальше будет с Милу.
Он сел и похлопал по траве рядом с собой.
— Я уже думала об этом.
Симона села недалеко от него, держа в руке поводья. Вокруг них зеленые листья шелестели от движения насекомых и потревоженных птиц.
— Что вы знаете о «подпольной дороге»?
Ее пульс участился.
— Вы имеете в виду тайную дорогу в Канаду для беглецов?
— Да.
— Я… я слышала о ней.
«Точнее, подслушивала», — подумала она, так как в действительности знала очень мало. Это была одна из тех вещей, о которых в основном за портвейном и сигарами разговаривали мужчины.
— Я слышала, что большинство беглецов с наших плантаций направляются в болота. Канада невероятно далеко отсюда, разве не так?
— Тысяча миль. Но в болотах нет свободы. Только ядовитые змеи и крокодилы. Голод и страх победят беглеца, выбравшего болото. Милу будет путешествовать по «подпольной дороге», как только я обо всем договорюсь. Это будет тяжелое и опасное путешествие, но оно предпочтительнее ее жизни в Бельфлере.
— Пройти пешком тысячу миль?! — воскликнула Симона. — Беременной женщине?! Через неизвестные дикие пространства?!
— Ее будут тайно провожать от одной станции до другой и снабжать
— Я не хочу знать об этом! — решительно сказала Симона. — Зачем вы мне рассказываете ваши секреты?
— Потому что вы можете помочь мне, и я думаю, что вы достаточно сильны и смелы, чтобы это сделать.
Симона неожиданно подумала об Аристе Бруно. Он сказал ей почти то же самое: «Я люблю вызов и думаю, что вы такая же, мадемуазель!»
Ее сердце заколотилось, но она сказала:
— Я не аболиционистка!
— Вы любите рабство?
— Конечно нет, я его ненавижу! — Это заявление удивило ее, но она вдруг поняла, что чувствует именно так. Она ненавидит рабство. — Оно отвратительно, но мы пойманы в его ловушку так же, как и рабы.
— Вы правы, — согласился Чичеро с ноткой удовлетворения.
— Но как мы можем освободить их? — воскликнула она. — Что случится с сотнями тысяч рабов Юга, если они неожиданно получат свободу? Они беспомощны без нас. Мы их кормим, и одеваем, и даем работу. Они — маленькие дети, хуже, так как они не только неграмотны, но и невежественны…
— Как и дети, они могут учиться. Мадемуазель, тысячи тех неграмотных рабов попали в Канаду по «подпольной дороге». Там нет рабства, и они живут и работают как свободные мужчины и женщины.
Симона подумала о собаках, лающих ночью в Бельфлере, и представила черного раба, убегающего от них, чтобы начать невероятно трудный тысячемильный путь. Странное возбуждение росло в ней, возбуждение с сильной долей восхищения. Но она упрямо сказала:
— Мы не можем выращивать сахарный тростник без наших рабов, месье. Защита частной собственности гарантирована Конституцией. Эти невольники — наша частная собственность, которую украдут у хозяев похитители рабов!
— Такие, как я, — тихо сказал он. — Я бросил спокойную жизнь в Париже именно с этой целью, и если мне суждено умереть, служа «подпольной дороге», то не буду сожалеть об этом. Мадемуазель, сколько бы я мог рассказать вам!
Симона заткнула уши:
— Я не хочу слушать ваши истории. Месье Латур, я восхищаюсь вашей глупой смелостью и вашей… вашей наглостью. Но я не могу помогать вам. Я постараюсь защитить Милу от этих отвратительных охотников за рабами, поскольку уже попалась в ловушку из-за своего молчания. Но, пожалуйста, не обременяйте меня вашими секретами.
— Я не собирался обременять вас ими. Я оставляю Милу в вашей власти, потому что вынужден поступить так. Но я думаю, что она здесь в огромной опасности. — Он вынул из кармана листок бумаги и дал Симоне. — Это для Милу, но она не умеет читать. Прочитайте, пожалуйста, и передайте ей.
Симона посмотрела на его прекрасный почерк, все еще удивляясь, как хорошо он образован. Там был адрес во Вье Каре, указания и пароль.
— В этом доме она найдет друзей. Если вы предадите, я умру, и, возможно, не я один.