На руинах «Колдовства»

Нильсэн Вирджиния

Хотя сумерки сгущались, она продолжала прогулку, направившись к берегу озера, серые воды которого отливали оранжевым светом заходящего солнца. Элен так погрузилась в воспоминания о прошлом и мечты о будущем, что испуганно вскрикнула, когда перед нею неожиданно поднялась с земли темная мужская фигура.

— Прошу прощения, мадам, я не хотел пугать вас, — сказал мужчина, и Элен узнала безобразное лицо надсмотрщика Ариста.

— О, это вы, Пикенз.

— Да, мадам. Я не знал, что вы приехали. —

Ему явно было неловко. — Я вышел покурить и посмотреть уровень воды в озере.

— Ничего, Пикенз. Все в порядке в отсутствие месье?

— Да, мэм.

Он стоял в нерешительности, как будто ожидая позволения уйти, но Элен наслаждалась фантазией, что она его хозяйка, и хотела продлить этот момент.

— Не вы ли, Пикенз, искали беглых рабов месье?

— Да, — сказал он, и в его хриплом голосе появились едва заметные гневные нотки. — То есть, да, мэм.

— Но безуспешно.

Он ощетинился:

— Я нашел место, где пряталась девчонка, но никто не поверил мне.

Она почувствовала затаенную против Ариста злобу и решила узнать причину. Филипп часто говорил, что Арист слишком доверяет своему надсмотрщику.

— И где же, Пикенз?

— В старом доме Роже. Я знаю, что она была там.

— Месье Бруно не мог не поверить. Я знаю, что он всецело полагается на вас, мистер Пикенз.

Он распрямился, услышав «мистер», и ответил:

— Ха! Я вернулся, но они увели ее.

— Кто увел ее, мистер Пикенз?

Он пожал плечами:

— Один из них. Я думаю, это та лошадница ведь… — прошу прощения, мадам, — леди, которая все время скачет верхом, прятала ее.

Симона! Элен почувствовала легкий победный трепет. Она правильно сделала, что приехала в Бельфлер. Этот человек мог бы дать ей оружие против соперницы.

— Пикенз, — строго сказала она, возвращаясь в своей вымышленной роли хозяйки Бельфлера, — не намекаете же вы, что мадемуазель Арчер противозаконно защищала сбежавшую рабыню?

— Ну, видите ли, мадам…

Его маленькие бегающие хитрые глазки изучали ее. Элен проглотила презрение. Ее горничная назвала бы его «белыми отбросами», но он не дурак. Он, должно быть, размышляет, знает ли она о его недозволенном визите в Беллемонт, так взбесившем Ариста.

Пикенз осторожно спросил:

— Вы знаете ее, мадам де Ларж. Что вы думаете?

Элен не спешила с ответом, наконец сказала дружеским тоном:

— Я не знаю, Пикенз, но она довольно странная, не так ли?

— О да, точно странная. — Он неприятно засмеялся, и они понимающе посмотрели друг на друга.

«Белые отбросы», — подумала Элен, — «очень точная характеристика Пикенза». Но его враждебность к Симоне Арчер могла стать тем оружием, которое она искала. Он хорошо послужил ей и несомненно послужит снова. Элен наградила его сияющей

улыбкой.

— Спокойной ночи, Пикенз, — сказала она, и на этот раз упущение слова «мистер» показалось проявлением лестной дружбы.

— Спокойной ночи, мадам.

Солнце садилось в озеро, и темнота наступала быстро. Элен повернулась и увидела последний блеск заката, отразившийся огнем во всех окнах Бельфлера.

«Мой, — подумала она, направляясь к большому дому. — В один прекрасный день он будет моим».

Пикенз вынул окурок сигары из кармана рубашки и, разжигая его, смотрел ей вслед. У него создалось четкое впечатление, что он и вдова де Ларж только что заключили нечто вроде соглашения.

Симона следовала обычному распорядку, тренируя своих лошадей и следя за их здоровьем во влажной жаре луизианского лета. Ее семья заметила, что, хотя практически вся светская жизнь в Новом Орлеане замерла в эти жаркие месяцы между июлем и октябрем, художник с Севера продолжал навещать Симону.

Она была благодарна ему за внимание, поскольку это остановило расспросы о причине отсутствия Ариста. Только Ханна знала, как Симона страдает из-за окончания своего короткого романа, знала интуитивно. Симона продолжала скакать верхом по утрам и однажды, возвращаясь мимо «Колдовства» в Беллемонт, увидела отцовский экипаж рядом со старым домом.

Она знала, что отец на плантации проверяет с Оюмой урожай, так что только Алекс мог оставить здесь экипаж и кучера. Ее любопытство разгорелось. Подозрение, что брат с кем-то встречается, заставило ее спешиться и войти в дом.

В главном зале никого не было, и ее шаги эхом отдавались в пустом доме. Брат вышел из бывшей гостиной и замер, увидев ее.

— Алекс! Что ты делаешь здесь?

— Мечтаю, наверное, — он выглядел смущенным. — Ты когда-нибудь замечала, какие чудесные пропорции у этих старых комнат? Как бы я хотел, чтобы маман смягчилась и позволила мне восстановить дом.

— Это будет стоить целое состояние.

— Я знаю.

— Вы с Орелией действительно гуляете здесь? Я думала, что ты сочинил ту историю для ужасного надсмотрщика Ариста.

— Я не лгал. Мы часто бываем здесь. Орелия влюбилась в этот старый дом, но маман не хочет и слышать о нем.

— И никогда не продаст его, — сказала Симона. Она теперь знала почему. Из-за увитой плющом усыпальницы в заросшем саду. — А дом тем временем разрушается. Печально, не правда ли?

— Дом выживет, — сказал Алекс. — Кипарисовые стропила еще крепкие, а эти полы будут ослепительны, если их покрыть мраморными плитами…

Алекс умолк, и Симоне показалось, что он видит вестибюль и прекрасную лестницу такими, какими они были в лучшую пору, до того как…